Сцена четвертая

Иван Иванович сидит на своей лавке. По авансцене проходит, сильно прихрамывая, городничий.

Иван Иванович. Здравствуйте, Петр Федорович!

Городничий (подходит). Доброго дня желаю любезному другу и благодетелю Ивану Ивановичу!?

Иван Иванович. Милости прошу садиться. Вы, как я вижу, устали, потому что ваша раненая нога мешает.

Городничий. Моя нога! (Топнул.) Я вам доложу о себе, любезнейший друг и благодетель Иван Иванович, что я делывал на веку своем не такие походы. Да, серьезно, делывал. Например, во время кампании 1807 года... Ах, я вам расскажу, каким манером я пролез через забор к одной хорошенькой немке.

Иван Иванович. Где же вы бывали сегодня?

Городничий. А позвольте, я вам расскажу, где был я. Во-первых, доложу вам, что сегодня отличное время...

Иван Иванович беспокойно ерзает.

Но позвольте. Я пришел сегодня к вам по одному весьма важному делу.

Иван Иванович. Какое же оно важное? Разве оно важное?

Городничий. Вот извольте видеть: прежде всего осмелюсь доложить вам, любезный друг и благодетель Иван Иванович, что вы... с моей стороны я, извольте видеть, я ничего, но виды правительства, виды правительства этого требуют: вы нарушили порядок благочиния!

Иван Иванович. Что это вы говорите, Петр Федорович? Я ничего не понимаю.

Городничий. Помилуйте, Иван Иванович! Как вы ничего не понимаете? Ваша собственная животина утащила очень важную казенную бумагу, и вы еще говорите после этого, что ничего не понимаете!

Иван Иванович. Какая животина?

Городничий. С позволения сказать, ваша собственная бурая свинья.

Иван Иванович. А я чем виноват? Зачем судейский сторож отворяет двери!

Городничий. Но, Иван Иванович, ваше собственное животное, стало быть, вы виноваты.

Иван Иванович. Покорно благодарю вас за то, что с свиньею меня равняете.

Городничий. Вот уж этого я не говорил, Иван Иванович! Ей-богу, не говорил! Извольте рассудить по чистой совести сами; вам, без всякого сомнения, известно, что, согласно с видами начальства, запрещено в городе, тем же паче в главных градских улицах, прогуливаться нечистым животным. Согласитесь сами, что это дело запрещенное.

Иван Иванович. Бог знает, что это вы говорите? Большая важность, что свинья вышла на улицу!

Городничий. Позвольте вам доложить, позвольте, позвольте, Иван Иванович, это совершенно невозможно. Что ж делать? Начальство хочет - мы должны повиноваться. Не спорю, забегают иногда на улицу и даже на площадь куры и гуси, заметьте себе: куры и гуси; но свиней и козлов я еще в прошлом году дал предписание не впускать на публичные площади. Которое предписание тогда же приказал прочитать изустно, в собрании, пред целым народом.

Иван Иванович. Нет, Петр Федорович, я здесь ничего не вижу, как только то, что вы всячески стараетесь обижать меня.

Городничий. Вот этого-то не можете сказать, любезнейший друг и благодетель, чтобы я старался обижать. Вспомните сами: я не сказал вам ни одного слова прошлый год, когда вы выстроили крышу целым аршином выше установленной меры. Напротив, я показал вид, как будто совершенно этого не заметил. Верьте, любезнейший друг, что и теперь бы я совершенно, так сказать... но мой долг, словом, обязанность требует смотреть за чистотою. Посудите сами, когда вдруг на главной улице...

Иван Иванович. Уж хороши ваши главные улицы! Туда всякая баба идет выбросить то, что ей не нужно.

Городничий. Позвольте вам доложить, Иван Иванович, что вы сами обижаете меня! Правда, это случается иногда, но по большей части только под забором, сараями или коморами; но чтоб на главной улице, на площадь втесалась свинья, это такое дело...

Иван Иванович. Что ж такое, Петр Федорович! Ведь свинья - творение божие!

Городничий. Согласен. Это всему свету известно, что вы человек ученый, знаете науки и прочие разные предметы. Конечно, я наукам не обучался никаким: скорописному письму я начал учиться на тридцатом году своей жизни. Ведь я, как вам известно, из рядовых.

Иван Иванович. Гм!

Городничий. В 1801 году я находился в сорок втором егерском полку в четвертой роте поручиком. Ротный командир у нас был, если изволите знать, капитан Еремеев.

Иван Иванович. Гм!

Городничий. Но мой долг есть повиноваться требованиям правительства. Знаете ли вы, Иван Иванович, что похитивший в суде казенную бумагу подвергается, наравне со всяким другим преступлением, уголовному суду.

Иван Иванович. Так знаю, что, если хотите, и вас научу. Так говорится о людях, например, если бы вы украли бумагу; но свинья - животное, творение божие!

Городничий. Все так, но закон говорит: виновный в похищении... прошу вас прислушаться внимательно: виновный! Здесь не означается ни рода, ни пола, ни звания, - стало быть, и животное может быть виновно. Воля ваша, а животное прежде произнесения приговора к наказанию должно быть представлено в полицию как нарушитель порядка.

Иван Иванович. Нет, Петр Федорович. Этого- то не будет!

Городничий. Как вы хотите, только я должен следовать предписаниям начальства.

Иван Иванович. Что ж вы стращаете меня? Верно, хотите прислать за нею безрукого солдата? Я прикажу дворовой бабе его кочергой выпроводить. Ему последнюю руку переломят.

Городничий. Я не смею с вами спорить. В таком случае, если вы не хотите представить ее в полицию, то пользуйтесь ею как вам угодно. Заколите, когда желаете, ее к рождеству и наделайте из нее окороков или так съедите. Только я бы у вас попросил, если будете делать колбасы, пришлите мне парочку тех, которые у вас так искусно делает Гапка из свиной крови и сала. Моя Аграфена Трофимовна очень их любит.

Иван Иванович. Колбас, извольте, пришлю парочку.

Городничий. Очень вам буду благодарен, любезный друг и благодетель. Теперь позвольте вам сказать еще одно слово: я имею поручение, как от судьи, так равно и от всех наших знакомых, так сказать, примирить вас с приятелем вашим, Иваном Никифоровичем.

Иван Иванович. Как! с невежею! Чтобы я примирился с этим грубияном! Никогда! Не будет этого, не будет!

Городничий. Как вы себе хотите. Я сам не смею советовать: однако ж позвольте доложить: вот вы теперь в ссоре, а как помиритесь...

Иван Иванович. Нет! Не будет этого! не будет!

Городничий, раскланявшись, уходит.

Затемнение.