2

Образы Хлестакова и городничего стали символами бюрократической, крепостной России. В них заключена огромная сила обобщения того общественного строя, типичными представителями которого они являются. Мастерство Гоголя в том, что эти образы лишены всякой дидактичности - это живые люди, цельные характеры. Жизненная правда этих образов и заставляет презирать и ненавидеть тот общественный строй, те порядки, которые порождали подобных городничих и Хлестаковых.

Хлестаков. Рисунок П. М. Боклевского. 1860-е гг.

Хлестаков - А. Ф. Горев. Московский Художественный театр. 1908 г.

Хлестаков - С. Л. Кузнецов. Театр 'Солонцов'. Киев. 1913 г.

Хлестаков - Р. Н. Симонов. Театр имени Евг. Вахтангова. 1939 г.

Хлестаков - Б. А. Бабочкин. Ленинградский театр драмы имени А. С. Пушкина. 1936/37 г.

Сквозник-Дмухановский - типическая фигура аракчеевского режима, значение и роль его отнюдь не ограничены рамками деятельности городничего скромного заштатного городка. В образе Сквозник-Дмухановского Гоголь показал основные черты чиновника-бюрократа, ставшего чуть ли не центральной фигурой той эпохи. Напомним характеристику бюрократа, данную Герценом для николаевской эпохи, для "фасадной империи": "Большие знатоки всевозможных формальностей, холодные и нерассуждающие исполнители приказов свыше, они были преданы правительству из любви к лихоимству..."^*. Мечты Сквозник-Дмухановского о генеральстве вполне обоснованы - те качества преданного исполнительного служаки, которые он проявляет в должности городничего, являлись обязательными свойствами всего самодержавного правительственного аппарата, самых высших его звеньев.

^* (А. И. Герцен, т. VII, стр. 210.)

Образ городничего в своей социальной сущности вырастает в широкое обобщение: он как бы олицетворяет собой весь государственный аппарат, являвшийся опорой самодержавно-крепостнического режима. Обкрадывая и обманывая государство во имя своих корыстных личных интересов, городничий остается "верным" служакой, преданным тому режиму, который позволяет ему сделать карьеру. Он плоть от плоти этого режима, вне которого невозможно самое существование таких городничих. Сквозник-Дмухановский сам считает себя носителем этой ничем не ограниченной власти на том основании, что он назначен на свой пост для поддержания раз навсегда заведенного "порядка". В тех наставлениях, которые он дает в начале комедии чиновникам, чувствуется не только прожженный делец, но и администратор, уверенно выполняющий "предначертания" правительства. Взятки же и прочие проступки городничий считает естественной компенсацией за свою преданность престолу и начальству: "...нет человека, который бы за собою не имел каких-нибудь грехов. Это уже так самим богом устроено,- считает городничий,- и волтерианцы напрасно против этого говорят". На упрек судьи Ляпкина-Тяпкина в том, что взятки шубой в пятьсот рублей, которые берет городничий, предосудительнее, чем борзые щенки, получаемые самим Судьей, городничий с непоколебимой уверенностью в своей верноподданнической благонамеренности отвечает: "Ну, а что из того, что вы берете взятки борзыми щенками? Зато вы в бога не веруете; вы в церковь никогда не ходите; а я, по крайней мере, в вере тверд и каждое воскресенье бываю в церкви". Религиозность, верноподданническое усердие, по мнению городничего, полностью компенсируют его "грешки".

В облике городничего в "Замечаниях для гг. актеров" Гоголь прежде всего подчеркивает его грубость, жестокость, низменные стороны характера, столь существенные для представителя власти, для одного из столпов той реакционно-бюрократической и полицейской системы, на которых зижделся самодержавно-крепостнический режим. "Городничий,- писал Гоголь,- уже постаревший на службе и очень не глупый, по-своему, человек. Хотя и взяточник, однако ведет себя очень солидно; довольно сурьезен; несколько даже резонер; говорит ни громко, ни тихо, ни много, ни мало. Его каждое слово значительно. Черты лица его грубы и жестки, как у всякого, начавшего тяжелую службу с низших чинов. Переход от страха к радости, от низости к высокомерию довольно быстр, как у человека с грубо развитыми склонностями души. Он одет по обыкновению в своем мундире с петлицами и в ботфортах со шпорами. Волоса на нем стриженые с проседью" (IV, 9). Гоголь дает точный портрет, тщательно описывает наружность городничего, видя уже в самом внешнем облике его те черты, которые должны особенно наглядно выявить его внутреннюю сущность - честолюбие, грубость и напористость прожженного администратора, опытного в "управлении".

Характеризуя городничего, Гоголь подчеркивает в нем и то, что он прошел всю чиновничью лестницу с низших чинов и, как человек неглупый, превзошел всю бюрократическую "науку" обмана и взяточничества. Городничий и сам в волнении, вызванном приездом "ревизора", упоминает о своих грехах, рисующих те беззакония и беззастенчивое воровство, которые являлись обычным проявлением деятельности администрации.

Из этих признаний ясно и прошлое городничего. Наглый и ловкий карьерист, не стесняющийся никакими средствами для того, чтобы пробить себе дорогу, урвать, где только можно,- он по-своему не глуп и предприимчив. Долгие годы службы сделали его грубым и циничным, он безнаказанно грабит "вверенный" ему народ, попирает на каждом шагу не только все нравственные устои, но даже и те "законы", блюсти которые он назначен.

Городничий чужд какой-либо морали, он признает только чины и деньги, власть кулака, "право" силы. Вся его общественная и служебная "деятельность" сплошной произвол, насилие, обман, явное и едва прикрытое воровство и взяточничество. Более того, он это даже не считает преступлением: взяточничество, беззаконие, произвол и грабеж - тот порядок вещей, та действительность, которая и представляется ему нормальной. Сквозник-Дмухановский очень бы удивился, если бы кто-нибудь сказал ему, что его деятельность бесчестна и отвратительна. Он боится лишь наказания за те "грешки", которые имеют прямой уголовный и наказуемый характер, а отнюдь не морального осуждения. В особом "Предуведомлении для тех, которые пожелали бы сыграть как следует "Ревизора", Гоголь дал исчерпывающую характеристику городничего: "Одна из главных ролей есть городничий. Человек этот более всего озабочен тем, чтобы не пропускать того, что плывет в руки. Из-за этой заботы ему некогда было взглянуть построже на жизнь или же осмотреться получше на себя. Из-за этой заботы он стал притеснителем...". Гоголь дает тонкую психологическую мотивировку поведения городничего, его ошибки, вернее, его самообмана: "Нервы его напряжены. Переходя от страха к надежде и радости, взгляд его несколько распален от того, и он стал податливее на обман..." (IV, 113).

Образ городничего необычайно полнокровен, жизнен. Гоголь показывает его в самых разнообразных проявлениях и аспектах, во всей его социальной типичности и психологической углубленности. "Городничий Гоголя,- по словам Белинского,- не карикатура, не комический фарс, не преувеличенная действительность, и в то же время нисколько не дурак, но, по-своему, очень и очень умный человек, который в своей сфере очень действителен, умеет ловко взяться за дело,- своровать и концы в воду схоронить, подсунуть взятку и задобрить опасного ему человека"^*. В городничем прежде всего сказался провинциальный чиновник, как отмечал еще Белинский, который начал службу по-старинному и выслужился из чиновничьей мелкоты в городничего - главное лицо в городе. Чтобы дослужиться до городничего, ему пришлось на своем веку испытать немало унижений, пройти досконально нечистоплотную чиновничью "науку" подхалимства, взяточничества, бюрократического чинопочитания, надувательства. Недаром в заключительной сцене, обескураженный раскрывшимся обманом, городничий исступленно кричит: "Выжил, глупый баран, из ума!.. Тридцать лет живу на службе; ни один купец, ни подрядчик не мог провести, мошенников над мошенниками обманывал; пройдох и плутов таких, что весь свет готовы обворовать, поддевал на уду; трех губернаторов обманул!.."

^* (В. Г. Белинский, т. III, стр. 454.)

О методах "управления" городничего лучше всего свидетельствуют его собственные признания и распоряжения, вызванные известием о ревизоре. Он велит разметать наскоро старый забор и поставить соломенную веху, "чтоб было похоже на планировку". Опытный бюрократ, он следует "мудрому" правилу чиновничьей "науки": "Оно, чем больше ломки, тем больше означает деятельности градоправителя". Все его усилия направлены на соблюдение этого внешнего, видимого благолепия, достигаемого путем обмана, показной шумихи, долженствующих приукрасить "фасад" крепостнического государства, прикрыть общее неблагополучие. В сцене с купцами городничий в сердцах проговаривается о тех "патриархальных" отношениях, которые определялись совместным плутовством и воровством: "...А кто тебе помог сплутовать, когда ты строил мост и написал дерева на двадцать тысяч, тогда как его и на сто рублей не было? Я помог тебе, козлиная борода! Ты позабыл это?". Городничий не обманывается в подлинном отношении к нему купечества, которое он столь усердно "стриг": "...будь хоть немножко на твоей стороне, так ты бы меня, каналья, втоптал в самую грязь, еще бы и бревном сверху навалил". Но и он и купцы прекрасно понимают свои взаимные выгоды и примиряются на почве обмана и ограбления жителей города. Почувствовав свою безнаказанность, городничий обнаруживает безграничную алчность и столь же безграничный произвол, угрожая провинившимся перед ним купцам жестокой расправой.

Городничий не только ловкий плут и взяточник. Он опасный и грубый деспот, администратор аракчеевской складки. Заискивающе лебезящий перед Хлестаковым, унижающийся и сгибающийся в перегиб перед сильным, перед выше его стоящим по чину, он груб и жесток со всеми, кто ниже его рангом или зависит от него. Чинуша, выбившийся из "низов",- городничий честолюбив. Но и это честолюбие, разыгравшееся, когда он узнает о помолвке своей дочери с Хлестаковым, принимаемым им за "значительное лицо", имеет тот же показной характер, раскрывает тщеславную душонку городничего. В своих мечтах о "генеральстве" он не может придумать ничего другого, как шеренгу "титулярных", капитанов и городничих, тщетно ожидающих лошадей на почтовых станциях, тогда как он сам, предваряемый фельдъегерем, скачет на тройке, сопровождаемый их завистливо-почтительными взглядами. Опьянение властью, перспективой "карьеры" охватывает городничего в пятом действии, когда, по словам Белинского, он "является в своем апофеозе, полным определением своей сущности", когда "всё темное, грозное, низкое и грубое, что крылось в его природе, развивалось воспитанием и обстоятельствами, всё это всплыло со дна наверх..."^*. В этом опьянении властью городничий приобретает тот страшный и грозный облик, который отличает носителя деспотической власти. Он уже не в силах скрыть свои честолюбивые планы, грубый эгоизм, наглую самоуверенность. Гоголь великолепно передает это нарастание честолюбивых замыслов, эту грубость и самодовольство городничего, почувствовавшего в своих руках власть. В разговоре с Анной Андреевной и Марьей Антоновной, в сцене с купцами раскрывается во весь рост хищный карьерист, деспот, самодур, по-своему "монументальный" облик чиновного бюрократа, "столпа" прогнившего, но еще всесильного и жестокого бюрократически-полицейского режима.

^* (В. Г. Белинский, т. III, стр. 467.)

В заключительном монологе городничего с особенной силой раскрывается его "подноготная".

Городничего особенно тревожит не самый факт обмана, а гласность, возможность, что правда о том, как он был одурачен, станет всеобщим достоянием: "...мало того, что пойдешь в посмешище,- найдется щелкопер, бумагомарака, в комедию тебя вставит. Вот что обидно: чина, званья не пощадит, и будут все скалить зубы и бить в ладоши". В отчаянии и злобе городничий обращается к зрительному залу, видя в нем таких же городничих и чиновников, преданных власти: "Чему смеетесь? Над собою смеетесь!.. Эх вы!..". Эта замечательная по своей сценической смелости реплика еще раз с необычайной силой подчеркивает типичность происходящего, беспощадность того разоблачения, которое подрывает самые основы господствующего режима.

Уже одним из первых исполнителей роли городничего, другом Гоголя Щепкиным, было создано верное сценическое воплощение и истолкование этого образа. Белинский высоко оценил жизненную правду и естественность в исполнении Щепкиным роли городничего, назвав его "чудом совершенства". "Актер понял поэта: оба они не хотят делать ни карикатуры, ни сатиры, ни даже эпиграммы; но хотят показать явление действительной жизни, явление характеристическое, типическое"^*.

^* (В. Г. Белинский, т. II, стр. 396-397.)

Как свидетельствует Aп. Григорьев: "Городничий в полном смысле отлит зараз Щепкиным". Щепкин в роли городничего давал "плотоядного пролазу и шельму с грубоватой внешностью провинциального мелкого чиновника, умеющего отлично гнуть в бараний рог низших себя и пресмыкаться перед высшими"^*. В своей игре Щепкин акцентировал комический рисунок роли, хотя в конце комедии оттенял драматизм положения городничего.

^* ("Москвитянин", 1852, т. VIII, отд. 7, стр. 144.)

Иначе толковал образ городничего Пров Садовский, который на первый план выдвигал воинственные, грозные черты градоначальника. В его истолковании городничий приобретал типические черты господствующего николаевского режима^*. Эта трактовка Садовского впоследствии была углублена И. Ураловым, превратившим городничего в характерного представителя николаевской военщины.

^* (См.: С. С. Данилов, "Ревизор" на сцене, Л., 1934, стр. 67.)

В советскую эпоху можно выделить исполнение роли городничего С. Кузнецовым на сцене Малого театра, отличавшееся комическим, смешным рисунком, однако смягчавшее социальную суть образа. Монументальный реалистический образ создан был К. Н. Рыбаковым: "К. Н. Рыбаков создал художественный образ рядового и вместе с тем типичного городничего, совершающего ряд преступлений потому, что все так делают..."^*. К этой трактовке примыкает и городничий В. Н. Давыдова, о мастерской игре которого вспоминала Е. П. Корчагина-Александровская: "С неподражаемым мастерством играл Давыдов городничего. Мне почему-то особенно запомнилась сцена его первой встречи с Хлестаковым. Целый оркестр звучал в интонациях Давыдова, когда он переходил от страха к подобострастию"^**.

^* (Вл. Филиппов, Гоголь и Малый театр. - "Театр", 1952, № 3, стр. 58.)

^** (Е. П. Корчагина-Александровская, Страницы жизни, М., "Искусство", 1955, стр. 53.)

Иллюстрации художника П. М. Боклевского. 1860-е гг.

Этапом в сценическом воплощении "Ревизора" явился спектакль Художественного театра, поставленный в 1921 году К. С. Станиславским. Особенно ярко был раскрыт в исполнении Москвина образ городничего. Критика отмечала, что Москвин создал тип недалекого, грубоватого, хитрого и закоренелого стяжателя, вскрыл его хищническую природу, бюрократическое упоение властью.

Глубоким проникновением в характер городничего отличался и образ, созданный на сцене Малого театра в 1938 году Н. К. Яковлевым, подчеркнувшим в своем исполнении трагическую сторону комедии Гоголя. "Работая над ролью городничего,- писал Н. К. Яковлев,- я имел перед собой одного основного руководителя - самого Гоголя. У Гоголя везде юмор. Много его и в образе городничего. И все же городничий - образ более драматический, нежели комический. С первого своего появления он находится в состоянии тревоги. В первых двух актах им руководит страх. Во втором акте, попадая в комическое положение, он переживает его драматически"^*. Однако этот "драматизм" в исполнении Яковлевым роли городничего отнюдь не заслонял отрицательных качеств этого ловкого хищника и "столпа" николаевского режима: грубости, самодурства, алчности.

^* (Сб. "Ревизор" на сцене Малого театра", М., 1938, стр. 37.)

Следует указать на реалистически выверенное исполнение роли городничего на сцене Малого театра Ф. В. Григорьевым, очень точно воспроизводившим характеристику городничего, данную Гоголем в "Предуведомлении..." для актеров. Как справедливо отмечалось критикой, городничий показан им как типичный образ эпохи. Это истолкование роли городничего на советской сцене в основном уже твердо установилось. Отдельные исполнители вносят в него свои оттенки и дополнительные краски. Так, например, необычайно сочна и значительна игра Ю. Толубеева в киноспектакле "Ревизор", прекрасно показывающего хитрость городничего, его хищническую хватку, его грубую натуру, создавая в то же время типически-обобщенный образ. Комизм, вносимый Толубеевым в трактовку роли, не смягчает тех сатирических красок, которые раскрывают в городничем его подлинно жестокую, грубую сущность николаевского администратора^*.

^* (См. мою статью "Сатира Гоголя на экране".- "Искусство кино", 1953, № 1, стр. 71-86.)

Городничий в комедии Гоголя выступает не один, а в окружении своего рода "хора" чиновников, которые при всех своих индивидуальных качествах усиливают типичность городничего, подчеркивают отрицательные стороны его деятельности и, тем самым, всей государственной машины.

Чиновники города живут по тем же неписаным "законам" бюрократической "науки". Они так же, как и городничий, смотрят на службу лишь как на возможность личного обогащения.

Но если мы присмотримся к фигурам чиновников, проходящих перед нами в "Ревизоре", мы увидим, насколько они различны, насколько индивидуален облик каждого из них, как тонко обрисована их психология. Это не манекены, утратившие человеческое подобие, а живые люди, но люди духовно уродливые, с отвратительными моральными свойствами, что является закономерным следствием окружающей их среды. Правда, их душевная жизнь в достаточной мере примитивна, их побуждения и поступки определяются низменными и корыстными целями, но ведь таково и то общество, которое их воспитало. Попечитель богоугодных заведений Земляника, по словам Гоголя, "неповоротливый и неуклюжий человек; но при всем том проныра и плут". В "вверенной" его попечению больнице больные ходят черные, как кузнецы, и мрут как мухи. Но Земляника не только плут и казнокрад. "Проныра", интриган, сплетник, добровольный доносчик,- он показан с исчерпывающей полнотой, во всем своем душевном ничтожестве. Именно Артемий Филиппович в сцене представления чиновников Хлестакову первым предлагает "подсунуть" ревизору взятку. Он прекрасно знает, как эти дела делаются в "благоустроенном государстве". В разговоре с Хлестаковым он ябедничает и наговаривает на всех своих коллег. Под предлогом "ревностного исполнения службы" он доверительно ("вполголоса") сообщает Хлестакову о том, что почтмейстер бездельник, судья, "если признаться пред вами,- конечно, для пользы отечества... поведения самого предосудительного". И Артемий Филиппович с наслаждением передает самые грязные сплетни. О безобиднейшем смотрителе училища Хлопове Земляника конфиденциально сообщает, что "он хуже, чем якобинец, и такие внушает юношеству неблагонамеренные правила, что даже выразить трудно". Артемий Филиппович угодливо предлагает: "Не прикажете ли, я все это изложу лучше на бумаге". Этот сплетник, доносчик, отъявленный мошенник первым, однако, лебезит перед городничим, узнав о его неожиданном "возвышении".

Судья Ляпкин-Тяпкин - собачник и страстный охотник. Он искренне считает себя честным человеком, так как взятки берет только борзыми щенками и пользуется тяжбами, травя зайцев на полях и истца и ответчика. Вместе с тем судья, как указывает Гоголь, прочитал пять или шесть масонских книг и потому "несколько вольнодумен", составил даже свою доморощенную "теорию" о сотворении мира. Правда, "вольнодумство" Ляпкина-Тяпкина сказывается лишь в любви к туманным и нелепым рассуждениям и мало общего имеет с "волтерианством", в котором упрекает его городничий. В образе Ляпкина-Тяпкина дана злая пародия на выродившийся дворянский либерализм, на незадачливых последователей масонства. Судья полнейший бездельник и при всем своем "волтерианстве" потакает городничему, прикрывая его плутни.

Фигура почтмейстера Шпекина прекрасно передает ту скудость интересов, ту убогую атмосферу провинциальной жизни, в которой возвышенной поэзией кажутся пошлые и цветистые фразы из писем поручиков пироговых. Почтмейстер даже на память, как стихи, цитирует "перлы" красноречия из незаконно прочитанных им писем. Простофиля почтмейстер, однако, не только любитель чужих писем: он живет теми же неписаными правилами круговой поруки и взяточничества, что и остальные чиновники.

Дополняют общую картину этого чиновнического мирка образы жены и дочери городничего. Анна Андреевна, жена городничего, - типичная провинциальная сановница, претендующая на светскость и успех у мужчин. Гоголь создал жизненно правдивый образ стареющей кокетки и сплетницы, легкомысленной и претенциозной в одно и то же время. Анна Андреевна, как жена городничего, считает себя первой дамой в городе и на этом основании требует к себе особого внимания и исполнения ее прихотей. Честолюбие этой дамы не знает пределов. Опьяненная сватовством Хлестакова, которого она принимает за всевластное "значительное лицо", Анна Андреевна особенно бесцеремонно проявляет свое непомерное честолюбие.

Если "мечта" городничего - "влезть в генералы", мечта о власти и чине, то честолюбие Анны Андреевны более "тонкого" характера. Она мечтает о "светской" жизни, о роскошном будуаре, о знакомых "с самым тонким обращением: графы и все светские".

Городничиха не менее жадна и властолюбива, чем ее муж. Вообразив себя генеральшей, она становится нестерпимо высокомерной и заносчивой. В ответ на угодливые просьбы чиновников похлопотать о них в дальнейшем в Петербурге. Анна Андреевна презрительно замечает: "Да ведь не всякой же мелюзге оказывать покровительство". Все ее интересы сосредоточены вокруг сплетен и волокитства. Несмотря на годы, Анна Андреевна только и думает об адюльтере, считая себя неотразимой красавицей.

Особое место занимает фигура Осипа, крепостного лакея Хлестакова. В нем сказались крестьянский здравый смысл и мужицкое лукавство. Он прекрасно понимает ничтожество и легковесность своего барина и кратковременность того положения, в котором он очутился, будучи принят за влиятельного чиновника в доме городничего. Однако Осип уже привык к паразитическому, лакейскому существованию, к "тонкой и политичной" столичной жизни, к "галантерейному обращению" и праздности, к которой приучил его барин.

Многогранность характеров и их социальная обусловленность, естественность и психологическая мотивированность поступков персонажей комедий Гоголя во многом предопределили дальнейшее развитие русской драматургии - Тургенева, Сухово-Кобылина, Островского, Чехова.

В изображении внутреннего мира своих героев и лепки характеров Гоголь во многом отправляется от традиций Грибоедова. Фамусов, Загорецкий, Молчалин, Скалозуб также являются одновременно и носителями определенного социального начала и в то же время образами, наделенными психологическим и общечеловеческим содержанием. Их действия и поступки четко мотивированы особенностями их психологического склада. Сочные бытовые краски грибоедовской комедии, тонкий и в то же время едкий юмор, с которым автор изображает своих героев, полностью переходят к Гоголю. Но он сильнее сгущает эти краски, острее, до гротеска, подчеркивает негативные стороны характера своих героев, их душевную низость и пустоту. Достигается это и усилением комизма их речевой характеристики и тем, что Гоголь ставит персонажи своих комедий в комически-гротескные положения и ситуации, заставляя их этим сбрасывать хотя бы на время маску лицемерия и добропорядочности, которой они прикрываются.

Основным средством типизации, создания характера является типическая деталь. Гоголь - величайший мастер детали. Однако если в прозе в авторском повествовании это искусство детали осуществляется в описании, передающем зрительную конкретность изображения, то в драматическом произведении деталь дана в самом действии, в речи, в диалоге, в жесте, даже в позе персонажа.

Детали как раз и способствуют выражению типического в единичном, конкретном. Типическая деталь служит для раскрытия сущности характера. Сон городничего - черные, неестественной величины крысы, которые "пришли, понюхали и пошли прочь",- служит раскрытию жизненного облика городничего. Той же цели служит и упоминание размечтавшегося городничего о ряпушке и корюшке. Городничий необразован, суеверен, груб, труслив, хитер, честолюбив, отменный чревоугодник. Все эти черты его характера раскрываются постепенно, в отдельных проявлениях и деталях его поведения, даже, казалось бы, в случайных упоминаниях о нем других лиц.

Гоголь как бы жирным контуром обводит свое изображение персонажей. Он не боится преувеличения, гиперболы, заостряя и выделяя таким образом основное, преодолевая бытовую, "нравоописательную" инерцию, поверхностно-натуралистическое изображение. Однако, выдвигая в своих героях какую-либо основную уродливую черту, Гоголь не превращает их в условно-гротескные фигуры, сохраняя всю жизненность и полноту характеров. Так, например, франтовство Хлестакова, неоднократно отмечаемое Гоголем, весьма существенная деталь в его облике, подчеркивающая легкомыслие, фанфаронство, притязания на "светскость". Недаром он мечтает приехать домой, в деревню, в "петербургском костюме", Осипа "одеть в ливрею", заказать карету у модного каретника Иохима!

Важнейшей особенностью комедий Гоголя является их сатирическая направленность, которая сказалась и в гиперболической подчеркнутости и комической резкости его художественных красок, и в той беспощадности, с которой он разоблачал "скопище уродов" бюрократической и крепостнической России. В своем изображении "уродов" этого общества Гоголь не боится "утрировки", гиперболической рельефности, сатирического преувеличения. Он беспощаден в своем разоблачении антинародности, косности и пошлости своих героев, не пытается смягчить своего сурового приговора над Сквозник-Дмухановским, Хлестаковым, Подколесиным. "Страстный, гиперболический юмор" видел в творчестве Гоголя Ап. Григорьев^*. Эта страстность обличения не позволяла Гоголю смягчить свое сатирическое изображение, отметить в изображаемых им "уродах" какие-либо положительные черты. Он выворачивает наружу перед зрителем все самое отвратительное, общественно вредное, бесчестное, что скрывается зачастую под маской лицемерия в этих людях.

^* (А. Григорьев, Полн. собр. соч., т. I, 1918, стр. 110.)

Городничий - представитель чиновничьей среды старого закваса, иное дело Хлестаков - герой нового времени, порождение новых порядков. Он "столичная штучка", представитель высших канцелярских сфер, "образованного" круга чиновничества, задающего тон.

В характеристике Хлестакова в "Замечаниях для гг. актеров" Гоголь писал: "Молодой человек лет 23-х, тоненький, худенький, несколько приглуповат и, как говорят, без царя в голове. Один из тех людей, которых в канцеляриях называют пустейшими. Говорит и действует без всякого соображения. Он не в состоянии остановить постоянного внимания на какой-нибудь мысли. Речь его отрывиста, и слова вылетают из уст его совершенно неожиданно. Чем более исполняющий эту роль покажет чистосердечия и простоты, тем более он выиграет. Одет по моде" (IV, 9). В этой характеристике Хлестакова намечены те главные линии, по которым должен строиться образ в его актерском воплощении. Гоголь прежде всего подчеркивает заурядность и "приглуповатость" Хлестакова, непроизвольность его действий и поступков. Но именно эти черты и были типичны для обширного круга дворянской молодежи из провинциальных помещичьих сынков, осевших в столичных департаментах. В дальнейшем в ходе комедии Гоголь развернет этот тип в его гигантской пошлости, эгоизме, духовном ничтожестве.

Дворянский "недоросль", отправленный папенькой в столицу в надежде на "фортуну", Хлестаков начинает свою служебную карьеру, подобно многочисленным отпрыскам провинциальных дворянских семейств. Но это отнюдь не фонвизинский Митрофанушка. Хлестакова вовсе не прельщает провинциальное "невежество". Он пленен столичной жизнью и "срывает цветы удовольствия" где и как может. Однако за тонкой пленкой столичного "лоска" сквозит не меньшее невежество, чем у Митрофанушки. Хлестаков представитель той дворянской молодежи, которая наводняла петербургские канцелярии и департаменты, с пренебрежением относясь к своим обязанностям, видя в службе лишь возможность быстрой карьеры. С величайшим презрением относится Хлестаков к перспективе деревенской жизни, к "мужику"; вконец развращенный столичным бездельем, он заявляет городничему: "...я не могу жить без Петербурга. За что ж, в самом деле, я должен погубить жизнь с мужиками? Теперь не те потребности; душа моя жаждет просвещения". Правда, "просвещение" Хлестакова не идет дальше чтения булгаринской газетенки и шнырянья по столичным кофейням. Хлестаков - порождение современной Гоголю действительности, типическое явление дворянского общества, наглядно свидетельствующее о его деградации, о его показной, лживой сущности. Недаром Гоголь писал о том, что роль Хлестакова выиграла бы, если бы ее поручили "одному из самых бесталанных актеров" и сказали ему только, что Хлестаков "есть человек ловкий, светский, совершенный comme il faut, умный и даже, пожалуй, добродетельный..." (IV, 100). Хлестаков не карикатура - это обобщенный социальный тип, в котором до конца обнажена пустота, фальшь, пошлость чиновно-дворянского общества.

В письме к одному литератору (Пушкину) Гоголь выступает против карикатурности, настаивая на тонкости психологического рисунка при изображении Хлестакова: "Конечно, несравненно легче карикатурить старых чиновников в поношенных вицмундирах с потертыми воротниками; но схватить те черты, которые довольно благовидны и не выходят острыми углами из обыкновенного светского круга - дело мастера сильного. У Хлестакова ничего не должно быть означено резко. Он принадлежит к тому кругу, который, по-видимому, ничем не отличается от прочих молодых людей" (IV, 100). Гоголь стремился выделить в нем типическое начало, раскрыть ничтожество Хлестакова, его подленькую натуру, отнюдь не окарикатуривая этот образ. Проводя разграничение между резко обозначенными чертами характера городничего и тонкой, нередко трудно уловимой сменой настроений и оттенков в сознании Хлестакова, Гоголь отмечал: "Он (то есть Хлестаков.- Н. С.) даже хорошо иногда держится, даже говорит иногда с весом и только в случаях, где требуется или присутствие духа, или характер, выказывается его отчасти подлинькая, ничтожная натура. Черты роли какого-нибудь городничего более неподвижны и ясны. Его уже обозначает резко собственная, неизменяемая, черствая наружность и отчасти утверждает собою его характер. Черты роли Хлестакова слишком подвижны, более тонки и потому труднее уловимы" (курсив мой.- Н. С).

Основной чертой Хлестакова является его лживость. Но он не похож на традиционных комедийных лгунов. Ложь Хлестакова составляет самую сущность его натуры. Здесь она возникает из стремления (впрочем, им самим не вполне осознанного) приукрасить собственное ничтожество, свою пустоту, придать себе значительность.

Мистик Мережковский увидел в Хлестакове не тип, выхваченный из самой жизни, а мистическое, фантасмагорическое начало: Хлестаков у него "уносится на тройке своей в неопределенное пространство (?!), в пустоту, в небытие, из которых он вышел, сам воплощен ное небытие и пустота,- в ничто!"^*. Исчезновение Хлестакова отнюдь не имело ничего мистического. Его неожиданный отъезд, так же как и его внезапное появление, выражал случайность, хаотичность, царившую в обществе, основанном на власти чина и денег.

^* (Д. Мережковский, Гоголь, Спб., 1909, стр. 33.)

Типичность, обобщенность образа Хлестакова как представителя современного ему дворянско-чиновничьего общества Гоголь усиленно подчеркивает в упоминавшемся нами письме: "Что такое, если разобрать в самом деле, Хлестаков? Молодой человек, чиновник и пустой, как называют, но заключающий в себе много качеств, принадлежащих людям, которых свет не называет пустыми" (IV, 100).

Гоголь расширяет свое истолкование образа Хлестакова, общечеловеческий и психологический смысл хлестаковщины (что не противоречит социальной типичности его как "героя" своей эпохи). Хлестакой - воплощение той пошлости, того ничтожества, которое возможно в разных общественных условиях. Однако Хлестаков не просто символ многоликой пошлости, проявляющейся в человеке вообще. В нем запечатлены черты, присущие прежде всего его времени, его социальной среде,- сочетание пустоты и ничтожества с наглостью, трусостью и глупостью, с постоянной готовностью поживиться на чужой счет; смесь пшютоватой светскости дворянского лоботряса с паразитарным "существователем", чиновничьей "фитюлькой".

Черты душевной пустоты, пошлого самодовольства, стремление порисоваться, моральная беспринципность, невежество и наглость, уже намечавшиеся в образах поручика Пирогова, майора Ковалева, в Хлестакове нашли свое наиболее полное воплощение. Собранные вместе, они с удивительной жизненной правдивостью сочетались в живом, типическом образе Хлестакова. Уже Белинский прозорливо отметил в образе Хлестакова изображение "всеми виденного, всем знакомого" как основное свойство этого образа, вобравшего самые типические черты жизни. В этом проявилось основное свойство художественного метода Гоголя-драматурга. Как засвидетельствовал сам Гоголь, именно Пушкин усмотрел в нем "способность" "угадывать человека и несколькими чертами выставлять его вдруг всего, как живого" (VIII, 439). Эта "способность" с особенной полнотой проявилась в изображении Хлестакова. Секрет мастерства драматурга здесь, как и везде, в поразительном умении показать характер, раскрыть самую сущность его через второстепенные, казалось бы, подробности, показать его в самых обыденных обстоятельствах, во всей его пошлости, ощущаемой в жестах персонажа, в его словах, интонациях, поступках. Гоголю чужда всякая дидактика, навязчивая поучительность. Герои его предстают в своей обычности, в своем внутреннем убожестве.

Характер Хлестакова и есть воплощение той "пошлости", тех отрицательных черт, которые встречались на каждом шагу, присущи были в той или иной мере окружающему обществу, но угаданы и показаны Гоголем в образе Хлестакова с особенной полнотой и выразительностью: "...характер Хлестакова... развертывается вполне,- отмечает Белинский,- раскрывается до последней видимости своей микроскопической мелкости и гигантской пошлости"^*.

^* (В. Г. Белинский, т. III, стр. 464.)

Внутренний мир Хлестакова необычайно убог, микроскопически ничтожен. Но в этом убожестве, в этом ничтожестве его побуждений есть своя логика. Основной движущей "пружиной" всех стремлений и поступков Хлестакова и его тщеславия является безудержный, мелочный эгоизм. Его психология - типичнейшее проявление психологии паразитических классов, его желания и инстинкты не выходят за пределы почти физиологической жажды "срывать цветы удовольствия", чем и исчерпывается для него смысл существования. Обильно закусив в богоугодном заведении и придя в благодушно самоуверенное настроение от съеденного и выпитого, Хлестаков высказывает эту основную и единственную цель своей пустой жизни: "Ведь на то живешь, чтобы срывать цветы удовольствия".

Все поступки Хлестакова, все его поведение в трактире и в доме городничего, казалось бы, определяются случайностью, тем, какой поворот событиям придают окружающие. Сам Хлестаков плывет по течению, улавливая в событиях лишь то, что благоприятно для его положения. "Хлестаков сам по себе ничтожный человек,- пишет Гоголь.- Даже пустые люди называют его пустейшим. Никогда бы ему в жизни не случилось сделать дела, способного обратить чье-нибудь внимание. Но сила всеобщего страха создала из него замечательное комическое лицо. Страх, отуманивши глаза всех, дал ему поприще для комической роли" (IV, 116).

Гоголь тонко рисует паразитическую, барскую психологию Хлестакова, выросшего на крепостных хлебах, искренне убежденного, что его кто-то должен кормить и поить. Уже в первом действии в разговоре с трактирным слугой промотавшийся Хлестаков, уговаривая его принести в долг от трактирщика обед, говорит: "Ты растолкуй ему сурьезно, что мне нужно есть. Деньги сами собою... Он думает, что как ему, мужику, ничего, если не поесть день, так и другим тоже. Вот новости!" Хлестаков даже не представляет себе, что ему, барину, какой-то "мужик" может не дать обедать. Точно так же он как должное и естественное принимает ухаживания и подношения в доме городничего, приписывая их своим собственным достоинствам.

Хлестаков настолько глуп и легкомыслен, что сам с трудом понимает выгодную для него ситуацию, в какую он случайно попал. Он просто пользуется благоприятным случаем, не отягощая себя какими бы то ни было раздумьями. В письме к М. С. Щепкину от 10 мая 1836 года Гоголь дает замечательную характеристику Хлестакова. Указывая на трудности этой роли, он пишет: "Боже сохрани, если ее будут играть с обыкновенными фарсами, как играют хвастунов и повес театральных. Он просто глуп, болтает потому только, что видит, что его расположены слушать; врет, потому что плотно позавтракал и выпил порядочно вина" (XI, 39).

Напуганный сначала приходом городничего, растерявшийся и жалкий, Хлестаков, заметив потом раболепство перед ним Сквозник-Дмухановского, даже не разобравшись в причинах изменения своей судьбы, сразу же приобретает самоуверенность и апломб: "Мне очень нравится ваша откровенность и радушие,- отвечает он на приглашение городничего остановиться в доме последнего,- и я бы, признаюсь, больше бы ничего и не требовал, как только оказывай мне преданность и уваженье, уваженье и преданность". Таков жизненный "идеал" Хлестакова, ничем, впрочем, не отличающийся от принципов окружающего его общества.

Ложь Хлестакова при всей своей гомерической нелепости принимается на веру не только в силу наивности провинциальных чиновников, ослепленных страхом перед значительностью лица, принимаемого ими за ревизора. Эта ложь является одним из проявлений всеобщей лжи и лицемерия того общества, в котором он вращается, все отношения которого построены на внешней видимости.

Хлестаков, как отмечает Гоголь, в сущности, лишь эхо общества. Его разговоры определяются кругом жизненных впечатлений, и они не воспринимаются окружающими как ложь и фантасмагория (Хлестаков - столичная штучка!), ведь духовный и культурный уровень городничего или Земляники нисколько не выше, а даже и ниже, чем у Хлестакова. "Он разговорился, никак не зная с начала разговора, куда поведет его речь,- замечает Гоголь.- Темы для разговоров ему дают выведывающие. Они сами как бы кладут ему всё в рот и создают разговор. Он чувствует только то, что везде можно хорошо порисоваться, если ничто не мешает. Он чувствует, что он и в литературе господин, и на балах не последний, и сам дает балы и, наконец, что он - государственный человек" (IV, 117).

Хлестаков лжет самозабвенно, почти непроизвольно, стремясь придать самому себе значительность, сам начиная верить в свою ложь. Видя раболепное преклонение перед ним провинциальных чиновников, Хлестаков стремится поразить их своей мнимой значительностью, сам начинает входить во вкус своей лжи, все больше и больше проникаясь ролью "значительного лица". В его гомерической лживости звучат начальственно-угрожающие ноты. Воображая себя управляющим департаментом, лицом, находящимся на короткой ноге с министрами, Хлестаков заявляет: "О! я шутить не люблю. Я им всем задал острастку. Меня сам государственный совет боится". Это явное и непомерное хвастовство столичной "фитюльки" никого не удивляет: все не только напуганы, дрожат, как бы не вскрылись их собственные "грехи", но и не представляют себе "значительное лицо", которое бы не распекало, не внушало всем страха.

Типичность этого пустого, наглого "трактирного денди" не только в его паразитической психологии, в его пошлом легкомыслии и моральном ничтожестве. Это лишь одна из сторон Хлестакова. Гоголь показал в нем и другую, еще более опасную сторону. Хлестаков, тем или иным путем получив власть, сделавшись "значительным лицом", государственным "деятелем", способен во имя своей прихоти и тщеславия принести большой вред. Образ Хлестакова раскрывается на протяжении комедии с огромной обобщающей силой и вместе с тем с глубоким понимаем Гоголем этого "пустейшего" персонажа, как своего рода "героя времени". За его комическим легкомыслием стоит типический образ широкого социального, общечеловеческого значения - торжествующей пошлости. Хлестаков в порыве самозабвения говорит о себе: "Я везде, везде". Он символ всероссийского самозванства, всеобщей лживости и фальши, наглости, бахвальства, безответственности. "Нет определенных воззрений, нет определенных целей,- писал Герцен о современных "деятелях" правительственной клики,- и вечный тип Хлестакова, повторяющийся от волостного писаря до царя"^*.

^* (А. И. Герцен, т. II, стр. 267.)

Хлестаков показан Гоголем во всем многообразии своих жизненных проявлений; разоблачение его внутренней ничтожности и пустоты происходит путем саморазоблачения героя в самых обыденных и естественных проявлениях его пошлой, мелкой и эгоистической натуры. Это характер, сложившийся на почве конкретной русской действительности, праздности и тунеядства господствующих классов.

Кстати сказать, болтовня Хлестакова при всей своей внешней бессвязности и неумеренной нелепой лжи не столь уж случайна. В болтовне Хлестакова перед нами, как в кривом зеркале (но все же в зеркале!), проходят картины столичных нравов, бюрократических канцелярий, даже литературной и театральной жизни столицы.

В восприятии Хлестакова отражена сама действительность так, что ее отрицательные черты, духовное убожество чиновничьего мирка выступают особенно гротескно, выпукло. Желая придать себе больше веса, Хлестаков хвастает своими литературными знакомствами, а затем и модными произведениями, автором которых он якобы является. И здесь Гоголь, рисуя облик Хлестакова, не случайно придаёт ему черты той развязности и безответственности, которые характеризовали тогдашних рептильных "литераторов" - прежде всего Булгарина и Сенковского.

Подвыпивший и расхваставшийся Хлестаков запанибрата "похлопывает по плечу" Пушкина, намекает на свою причастность к литературе: "Да меня уже везде знают. С хорошенькими актрисами знаком. Я ведь тоже разные водевильчики..." Для Хлестакова актрисы, водевильчики, Пушкин - явления одного рода. "Литераторов часто вижу. С Пушкиным на дружеской ноге. Бывало, часто говорю ему: "Ну, что, брат Пушкин?" - "Да, так, брат",- отвечает бывало: "Так как-то всё..." Большой оригинал".

Интересно, что в первоначальной редакции этот эпизод рассказан иначе, так, что Хлестаков полностью повторяет подлую клевету Булгарина на Пушкина. В этой редакции Хлестаков говорит: "Литераторов часто вижу. А как странно сочиняет Пушкин! Вообразите себе: перед ним стоит в стакане ром, славнейший ром,- рублей по сту бутылка, какого только для одного австрийского императора берегут,- и потом, уже как начнет писать, так перо только: тр... тp... тр... Недавно он такую написал пиесу: "Лекарство от холеры", что просто волосы дыбом становятся..." (IV, 294). Рассказ о Пушкине Хлестаков заканчивает упоминанием Булгарина ("С Булгариным обедаю"), тем самым Гоголь подчеркивает и источник лжи о Пушкине, так как именно Булгарин в своих нападках на Пушкина напоминал о бутылке рома, за которую якобы куплен его прадед, арап, и о том, что Пушкин "усердно служит Бахусу"^*.

^* ("Северная пчела", 1830, № 30, "Анекдот".)

Обращаясь к "душе Тряпичкину", Хлестаков говорит: "Ты, я знаю, пишешь статейки: помести их в свою литературу" (IV, 91). "Литература" тряпичкиных это и есть булгаринская низкопробная и холуйская литература, его бездарные очерки о "нравах", в которых Булгарин в тонах благонамеренного поучения размусоливал на страницах "Северной пчелы" "современные нравы". Наглая развязность и пустопорожность Хлестакова дает ему все основания конкурировать с булгаринскими фельетонами, и, восхищенный собственным остроумием, Хлестаков заканчивает свое письмо признанием: "Прощай, душа Тряпичкин. Я сам, по примеру твоему, хочу заняться литературой. Скучно, брат, так жить; хочешь, наконец, пищи для души". Если бы Хлестаков осуществил свое намерение, он несомненно являлся бы желанным сотрудником "Северной пчелы" или "Библиотеки для чтения".

В комедиях Гоголя неизменно ощутимо то большое наполнение образов героев, которое позволяет представить всю жизнь любого из них, отнюдь не умещающуюся в пределах сцены. Именно эту особенность гоголевской драматургии проницательно отметил Тургенев, в известной мере противопоставив ее драматургии Островского. Тургенев писал по поводу "Бедной невесты" Островского: "...характеры, выведенные г-м Островским, при всей верности действительности, показываются нам ровно настолько, насколько это нужно ходу действия. У первостепенных мастеров это иначе. Мы очень хорошо знаем, каков Хлестаков за сценой и во всех положениях жизни"^*. Именно эта типичность характера и вытекающая из нее закономерность поведения героя в самых разнообразных ситуациях, раскрытие в нем не житейски правдоподобного персонажа, а самой сущности социального и психологического "типа" определяют значительность и бессмертие гоголевских образов.

^* (И. С. Тургенев, т. 10, стр. 433.)

В понимании Гоголя характер героя должен совмещать черты социальной типичности с теми общечеловеческими, психологическими и моральными качествами, которые еще более усиливают его типичность. "Всякий хоть на минуту, если не на несколько минут, делался или делается Хлестаковым, но, натурально, в этом не хочет только признаться... И ловкий гвардейский офицер окажется иногда Хлестаковым, и государственный муж окажется иногда Хлестаковым, и наш брат, грешный литератор, окажется подчас Хлестаковым" (IV, 101). В этом определении типического Гоголь не только сформулировал свой художественный принцип, но и подчеркнул то общечеловеческое начало, которое свойственно его образам, определяет их неиссякаемую жизненность. Именно психологическая углубленность и разработанность типического характера, в данном случае "подленькой, ничтожной натуры" Хлестакова, приобретает у Гоголя особенно важное значение, делает этот образ необыкновенно живым, многогранным, лишенным морализирующей схемы.