1

Мало кто из писателей создал такое количество "типов", как Гоголь. Они вошли в наше сознание и в историю культуры как яркое художественное обобщение отрицательных сторон человеческого характера. Плюшкин, Ноздрев, Чичиков, Хлестаков, городничий, Подколесин, Кочкарев - все это образы, и сейчас сохранившие всю силу сатирического обличения.

Гоголь решительно преодолел традицию нравоописательной комедии. В пьесах Капниста, Фонвизина, Крылова, Княжнина персонажи разделялись на положительные и отрицательные, причем "характеры" персонажей с самого начала были ясны для зрителя и не изменялись до конца пьесы. За исключением комедий Фонвизина, герои комедии XVIII века являлись своего рода назидательными масками, их отрицательные свойства прокламировались с самого начала, обозначались их фамилиями - Кривосудов, Новомодова и т. д. Персонажи Фонвизина обладали большей жизненной наполненностью и типичностью, хотя положительные герои оставались и у него резонерами.

Гоголь решительно отверг дидактику комедии классицизма, наивную просветительскую поучительность, которая осуществлялась в традиционных комедийных схемах, столь характерных для театра Мольера и его продолжателей. Его комедии "учат" не навязчивой морализацией, не поучительными рассуждениями героев, являющихся авторским рупором и непосредственно выражающих отношение самого автора к происходящему на сцене, а раскрытием глубокого смысла жизненного случая, лежащего в основе пьесы. Точно так же им отброшено и схематическое разделение персонажей на положительных и отрицательных, которое являлось непременным условием драматургии классицизма. Свое глубокое понимание задачи драматурга при создании характеров Гоголь высказал уже в "Петербургских записках 1836 года". Он решительно противопоставил односторонним, схематичным персонажам "живой характер": "Если нам представят какой-нибудь живой характер (курсив мой.- Н. С.), то мы уже думаем,- писал Гоголь,- не личность ли это? потому что представляемое лицо совсем не похоже на какого-нибудь пейзана, театрального тирана, рифмоплета, судью и тому подобные обношенные лица, которых таскают беззубые авторы в свои пьесы, как таскают на сцену вечных фигурантов, отплясывающих пред зрителями с тою же улыбкою свое лихо вытверженное в продолжение сорока лет па". Для Гоголя персонаж комедии должен быть не только "типом", но и характером, обладающим типическими чертами. "Право, пора знать уже,- продолжает он, - что одно только верное изображение характеров не в общих вытверженных чертах, но в их национально вылившейся форме, поражающей нас живостью, так что мы говорим: "Да это, кажется, знакомый человек",- только такое изображение приносит существенную пользу" (VIII, 186).

Гоголь отверг как правила драматургии классицизма, в которой герой комедии являлся олицетворением того или иного порока или человеческой слабости, недостатка, так и наивно-натуралистический подход нравоописательной литературы. Для него герой комедии прежде всего "живой" характер, со всей сложностью своего внутреннего облика, и в то же время сохраняющий типические черты своего сословия, профессии, национального бытия.

Нередко утверждалось, что гоголевские герои - это "маски", условно-гротескные сатирические фигуры, лишенные живых и индивидуальных черт. Так реакционно-идеалистическая критика неоднократно писала о том, что образы, созданные Гоголем, нереальны, что его персонажи являются "уродами", "манекенами". В. Розанов, например, считал, что "Гоголь был гениальным живописцем внешних форм", но за этими формами "нет того, кто бы носил их"^*, Эта глубоко ошибочная точка зрения, подхваченная в последнее время западноевропейской и американской критикой, направлена против реалистического понимания творчества Гоголя. Отказывая Гоголю в способности показать человека, ограничивая его творчество лишь изображением "внешних форм", "масок", идеалистическая критика тем самым выхолащивала сатирическое и реалистическое содержание его образов. При всей изобразительной живописной наглядности образов писателя, они отнюдь не выступают у него условными "масками", марионетками, а являются характерами, сохраняющими индивидуальные, психологические качества при всей типической обобщенности.

^* (В. В. Розанов, Легенда о великом инквизиторе, Спб., 1902, стр. 10.)

Уже в "Гамбургской драматургии" Лессинга высказывалась неудовлетворенность односторонностью характеров в классической драматургии, в частности условностью характеров в комедиях Мольера: "Так как комедия имеет целью изображать характеры, то я полагаю, что она всего вернее достигнет своей цели, изображая эти характеры в как можно более общей форме. Таким образом, выведенное на сцену лицо будет представителем всех характеров этого рода... В этом отношении Мольер, а раньше его Плавт ошибались; вместо портрета скупого человека они дали нам причудливое и неприятное изображение скупости как страсти. Я называю это изображение причудливым потому, что подлинника для него нет в природе" ^*.

^* (Г. Лессинг, Гамбургская драматургия, стр. 335.)

Пьесам Гоголя чужд этот недостаток классической драматургии. Его персонажи не олицетворения "страстей" и пороков, а обладают всей жизненной конкретностью характеров. Но в то же время они далеки и от наивно-бытовой "портретности", от упрощенной трактовки их в жанровом, бытовом плане, как это было у Плавилыцикова и других представителей нравоописательной драматургии начала века. Действующим лицам пьес Гоголя свойственны бытовая социальная конкретность и гиперболически-гротескная подчеркнутость характеров, позволяющие преодолеть ограниченность их изображения.

Нельзя согласиться и с Теми исследователями, которые, подобно В. А. Десницкому, считали, что "гоголевские типы взяты в ведущей черте их характера, остальные черты взяты в соответствии с ней; гоголевские типы, можно сказать, изумительно озаглавлены, но не раскрыты во всей противоречивости сложной человеческой психики". В. А. Десницкий называет их своего рода "моральными сентенциями" наподобие обликов грешников на старинных картинах и лубках^*. Это утверждение несправедливо потому, что Гоголь создавал сатирические типы, образы людей, отличительным свойством которых являлось "бездушие" и "пошлость". Несправедливо оно и потому, что в этих образах Гоголь глубоко и тонко раскрыл психологию, внутренний мир своих персонажей. Напомним богатство психологических оттенков в изображении Хлестакова или городничего.

^* (В. А. Десницкий, Задачи изучения жизни и творчества Гоголя.- Сб. "Н. В. Гоголь. Материалы и исследования", т II, М.-Л., 1936, стр. 75.)

Персонажи Гоголя отнюдь не условные маски - они наделены индивидуальными свойствами и чертами, ярко очерченными характерами. Но это "индивидуальное" всегда сочетается у Гоголя с "типическим".

Искусство Гоголя в создании характеров - умение выделить не только наиболее существенные, типические черты в своих героях, но и вылепить образ в его жизненной цельности и индивидуальности. Каждый из персонажей его комедий, начиная от Хлестакова и городничего и кончая слесаршей Пошлепкиной и полицейским Держимордой, выдержан в определенном стилевом ключе, наделен только ему одному, именно этому лицу свойственными чертами. И вместе с тем каждое действующее лицо несет в себе и типически-характерные особенности. Это дает возможность артисту, играющему в пьесах Гоголя, создавать яркий, самобытный, впечатляющий образ.

Типизация в произведениях писателей, основоположников критического реализма XIX века, предполагает не только обобщение существенных явлений действительности, но и создание жизненно индивидуального образа. Формула Ф. Энгельса о типических характерах, представленных в типических обстоятельствах, дополнена была им самим указанием, что "каждое лицо - тип, но вместе с тем и вполне определенная личность, "этот"..."^*.

^* ("К. Маркс и Ф. Энгельс об искусстве", т. I, M., "Искусство", 1957, стр. 8-9.)

Персонажи в пьесах писателей XVIII века нередко обладали типическими чертами, правдиво отражали явления жизни, но были лишены "характера", индивидуального своеобразия. У Гоголя глубоко индивидуальные характеры являются в то же время широко обобщенными типами. Белинский, говоря о типическом, указывал, что "в типе заключается торжество органического слияния двух крайностей - общего и особого. Типическое лицо есть представитель целого ряда лиц, есть нарицательное имя многих предметов, выражаемое, однако же, собственным именем"^*.

^* (В. Г. Белинский, т. V, стр. 318-319.)

Для образов Гоголя особенно существенна точность и определенность их социальной характеристики. Городничий, Земляника, Держиморда, Подколесин, Яичница, Анучкин, сваха - все они носят отпечаток сословной и профессиональной среды. Их образ мышления, речь, привычки, наружность, костюм взяты из жизни, с прозорливой наблюдательностью увидены автором. Отличаясь индивидуальной конкретностью, художественной наглядностью, герои Гоголя обладают вместе с тем обобщающим нарицательным значением. Эта "нарицатель-ность" образов Гоголя возникает потому, что в каждом из них заострена, подчеркнута основная, наиболее существенная черта характера - легкомыслие Хлестакова, честолюбие городничего, подлость Земляники, нерешительность Подколесина, назойливость Кочкарева. Однако выделенность, заострение какой-либо одной черты характера отнюдь не делают образы Гоголя аналогичными персонажам комедий XVIII века. В этих комедиях характер персонажа исчерпывался одним каким-либо "пороком" или "страстью" (скупостью, ревностью и т.д.), тогда как у героев Гоголя эта основная, господствующая черта характера сочетается с другими; его образы лишены той однопланности, которая присуща образам комедий классицизма. Герои Гоголя раскрываются в своих жизненно убедительных проявлениях, в глубокой психологической мотивированности своих поступков. В этом сказался реализм драматургии Гоголя, тот новый шаг в развитии комедии, который был им сделан.

Говоря о типическом характере героев "Ревизора", Белинский писал: "Вот в этом-то состоит типизм изображения: поэт берет самые резкие, самые характеристические черты живописуемых им лиц, выпуская все случайные, которые не способствуют к оттенению их индивидуальности"^*. Отбрасывая все случайное и второстепенное, Гоголь усиливает типичность своих персонажей, широко прибегает к подчеркиванию типической детали. Он не боится утрировать самые мелкие, обыденные черты характера, если они типичны, если они выражают сущность изображаемого им лица.

^* (В. Г. Белинский, т. III, стр. 463.)

Прибегая в изображении своих героев к преувеличению, гротеску, заостренно сатирической гиперболизации, Гоголь раскрывает как социальную, так и психологическую их сущность не в диалектике душевной жизни, а во внешних столкновениях, в типическом качестве. В "обыкновенных" характерах своих персонажей Гоголь выделяет "необыкновенное" - основную типическую черту. Говоря о трудности создания "обыкновенных" характеров, писатель сам отмечал, что "эти все господа, которых много на свете, которые с вида очень похожи между собою, а между тем, как приглядишься, увидишь много самых неуловимых особенностей - эти господа страшно трудны для портретов. Тут придется сильно напрягать внимание, пока заставишь перед собою выступить все тонкие, почти невидимые черты..." (VI, 24).

Создавая типический образ, писатель отбирает из действительности, обобщает те черты, которые передают наиболее существенное, основное в изображаемом им характере. Если ему не удается выразить эти свойства человека, то и характеры не становятся типическими, не отражают действительности, в них, по выражению Добролюбова, "берутся случайные, ложные черты действительной жизни, не составляющие ее сущности, ее характерых особенностей"^*. Своеобразие метода типизации у Гоголя в том, что внутреннюю сущность характера он выражает через заострение и гиперболизацию внешних черт. Грубость и алчность городничего, нерешительность Подколесина, хвастливая самоуверенность Хлестакова переданы с той резкостью красок, с той гиперболической рельефностью, которые нельзя было бы воплотить только средствами чисто психологического театра.

^* (Н. А. Добролюбов, Собр. соч. в 3 томах, т. I, M., 1950-1952, стр. 171.)

Неоднократно высказывалось мнение, что сатира, комедия имеют дело, в отличие от драмы, не с индивидуально-жизненными характерами, а с типическими обобщениями. Дидро, например, полагал, что комедия в противоположность трагедии, дающей на сцене индивидуальных героев, изображает типы. Уже в наше время французский философ А. Бергсон, считая, что "искусство всегда имеет в виду индивидуальное", видел в комедии отступление от этого правила: "Совсем иная цель комедии. Здесь всеобщность содержится в самом произведении. Комедия изображает характеры, которые мы встречаем... Она отмечает сходства. Она стремится представить нашим взорам типы..."^*. Можно привести и ряд других аналогичных высказываний, отказывающих комедии в праве изображать индивидуальное, оставляющих в ее ведении только типы. Однако если это в какой-то степени верно для театра Мольера и комедий XVIII века, то совсем неверно по отношению к комедиям Гоголя и реалистической комедии вообще. В драматургии Гоголя тип не есть некая абстракция, не образ-маска, лишенная характера, а именно типический характер.

^* (А. Бергсон, Индивидуальность и тип. - Сб. "Современная книга по эстетике", М., Изд-во иностранной литературы, 1957, стр. 183.)

Белинский определял типичность образа как "единство общего и особого", как воплощение в индивидуализированном образе "целого особого мира лиц". "В творчестве есть еще закон: надобно, чтобы лицо, будучи выражением целого особого мира лиц, было в то же время и одно лицо, целое, индивидуальное"^*. В типе поэтому должны сочетаться основное, существенное, обобщенное писателем, взятое, отобранное из действительности,- и индивидуальное, конкретно личное, присущее данному персонажу. Возьмем образ городничего. Общее, социально-типическое содержание этого образа - в изображении опытного и циничного взяточника, бюрократа, преданного чиновника самодержавно-полицейской власти. Но в то же время сколько метких и точных конкретных, индивидуальных деталей найдено Гоголем для обрисовки личности городничего. Если такие черты, как грубость, хитрость, честолюбие, имеют общее типическое содержание, то, казалось бы, такая незначительная деталь, что Сквозник-Дмухановский мечтает о ряпушке и корюшке ("Да, там (то есть в Петербурге.- Н. С.), говорят, есть две рыбицы: ряпушка и корюшка, такие, что только слюнка потечет, как начнешь есть"),- рисует городничего как любителя поесть, прожорливого и сластолюбивого гастронома, подчеркивая животную грубость его натуры. Почтмейстер - "простодушный до наивности человек", как говорит о нем Гоголь в своих "Замечаниях для гг. актеров". Но наряду с простодушием, этим личным качеством, почтмейстера, он типичный чиновник, по-казенному относящийся к своим обязанностям, привыкший во всем потакать городничему, не считающий за грех прочитывать чужие письма, даже изымать те, которые чем-либо обратили его внимание.

^* (В. Г. Белинский, т. III, стр. 53.)

Еще более сложен образ Хлестакова - этого "пустейшего" представителя столичных департаментов и канцелярий. Он "несколько приглуповат", согласно характеристике самого Гоголя, легкомыслен, труслив - все это качества индивидуальные, но в то же время они все вместе и составляют типический образ. Типическое и индивидуальное дополняют друг друга, создают образ, раскрывающий самую сущность явления и в то же время жизненный, индивидуальный.

Сатирические образы, созданные Гоголем, раскрывают прежде всего духовную нищету, косность господствующих классов царской России. В этом социальная значимость и типическая сила этих образов. Они показывают в сатирическом, смешном виде "деятелей" бюрократического аппарата русского самодержавия, разоблачают тот общественный строй, который обнаружил свою несостоятельность, свою враждебность историческому развитию, стал косной, отрицательной силой, задерживающей движение вперед.

Сатирическое произведение раскрывает отрицательную сущность персонажей, подчеркивая, гиперболизируя их негативные стороны. Примечательно высказывание самого Гоголя в письме к М. П. Погодину от 1 февраля 1833 года по поводу пьесы последнего "Петр I". По прочтении ее Гоголь сообщает "только одно" "примечание": "Ради бога, прибавьте боярам несколько глупой физиогномии. Это необходимо так даже, чтоб они непременно были смешны. Чем знатнее, чем выше класс, тем он глупее. Это вечная истина! А доказательство в наше время" (X, 255).

Общее в сатирическом характере отнюдь не уничтожает индивидуальное, хотя "нарицательность", типологичность в большой мере и свойственна сатирическому образу. Достаточно сослаться на замечательный анализ Белинским героев "Ревизора", в котором критик глубоко вскрывает внутренний мир персонажей гоголевской комедии, чтобы увидеть, насколько сложными, психологически мотивированными чертами наделяет Гоголь своих героев, отнюдь не смягчая сатирических красок, не суживая типической их обобщенности.

Внутренняя, духовная бедность героев, скудость их душевных переживаний показаны Гоголем не как внешний комический признак, не как однолинейное проявление какого-либо одного "порока", как у Мольера, а как свойство характера, психологически и социально мотивированное.

Суммируя впоследствии в "Театральном разъезде" возмущенные отклики на "Ревизора" реакционной правящей верхушки и ее продажных клевретов булгариных и сенковских, Гоголь вкладывает в уста такого литератора "презрительный" отзыв о своей пьесе: "Поверьте мне, я знаю это дело: отвратительная пьеса! грязная, грязная пьеса! Нет ни одного лица истинного, всё - карикатуры!" Но герои гоголевской комедии вовсе не карикатурны. Это типические характеры, показанные драматургом в типических положениях.

В гоголевских образах характер персонажа передается посредством подчеркивания типичности его психологии и моральных свойств. Именно типичность характера Хлестакова выделяет Гоголь в своем "Отрывке из письма...": "...это лицо должно быть тип многого разбросанного в разных русских характерах, но которое здесь соединилось случайно в одном лице, как весьма часто попадается и в натуре" (IV, 101).

Этот принцип типизма гоголевских персонажей также был важным открытием драматурга. До Гоголя типические персонажи были ограничены в своей жизненной разносторонности. Даже у Мольера персонажи являются прежде всего выразителями одной черты, одной "страсти". Об этом говорил еще Пушкин, указывая на разницу между Мольером и Шекспиром: "Лица, созданные Шекспиром, не суть, как у Мольера, типы такой-то страсти, такого-то порока, но существа живые, исполненные многих страстей, многих пороков; обстоятельства развивают перед зрителем разнообразные и многосторонние характеры. У Мольера скупой скуп - и только; у Шекспира Шайлок скуп, сметлив, мстителен, чадолюбив, остроумен"^*. Гоголь в этом плане продолжатель шекспировской традиции, хотя в своих комедиях он укрупняет, заостряет черты характера персонажа, сатирически разоблачает его.

^* (А. С. Пушкин, т. VIII, стр. 91.)

Городничий у Гоголя не просто грубый карьерист и взяточник - он показан и как честолюбец, и как семьянин, и как хитрый и опытный делец, и, наконец, как "столп" общества, основанного на чинопочитании и неограниченной власти бюрократического аппарата. Точно так же Хлестаков не только легкомысленный обманщик и лгун, но и самовлюбленный эгоист, дворянский недоросль, фанфарон и развязное ничтожество, претендующее на власть.

Раскрытие типического начала неотделимо у Гоголя от углубления психологической характеристики своего героя. И городничий и Хлестаков во всей полноте своих характеров раскрываются постепенно на всем протяжении пьесы. Не менее тонко, психологически мотивированно изображен характер Подколесина. Его нерешительность, безволие, боязнь какого-либо действия сочетаются с глубоким уважением к своему чину и званию. С не меньшей психологической тонкостью раскрываются и персонажи "Игроков", все время играющие роль порядочных людей.

Хотя для Гоголя весьма существенна социальная "прикрепленность" его персонажей, сила его художественного проникновения и обобщения далеко выходит за пределы узко "сословного" типизма, что придает его образам общечеловеческое значение. Подколесин, Кочкарев, так же как и городничий и Хлестаков,- типы и характеры, заключающие широкое общечеловеческое содержание, черты, свойственные людям определенного психического склада, что, однако, не уменьшает их социального типизма, конкретно-исторической значимости.

Образы Гоголя не перегружены психологической детализацией, но в то же время психологически точны, мотивированны, как верно было отмечено одним из исследователей творчества Гоголя: "...помимо верности исторической и социальной, есть в "Ревизоре" и еще одна сторона - это верность психологическая, это жизненная естественность, которой проникнуты все поступки и мысли персонажей комедии"^*.

^* (В. Жданов, Н. В. Гоголь. Очерк творчества, М., 1953. стр. 63.)

Своеобразие художественного метода Гоголя-комедиографа в том, что герои его пьес предстают перед нами в своей обыденности, будничности и в то же время в подчеркнуто-гротескной манере изображения. Их отрицательные качества гиперболизованы, заострены, а сами они поставлены в такие комедийно-необычные положения, в которых их типическое начало проявляется еще резче, еще определеннее.

Говоря о "Недоросле", Гоголь писал: "Всё в этой комедии кажется чудовищной карикатурой на русское. А между тем нет ничего в ней карикатурного: все взято живьем с природы и проверено знаньем души" (VIII, 397). Эти слова полностью следует отнести и к комедии самого Гоголя. Усиливая отрицательные черты своих героев, он выражал их типическую сущность.

Гоголь приоткрыл фальшивое "благолепие" "фасада империи", за которым скрывалась духовная опустошенность, нравственная нечистоплотность и ничтожество представителей господствующего общества. Персонажи "Ревизора" враждебны подлинной жизни, тем чаяниям и надеждам, которыми живет народ. Они утратили человеческий облик, замкнулись и закоснели в своем чудовищном эгоизме, в своих мелких и подлых страстишках, в своем дрянненьком существовании, заполненном лишь стремлением к наживе и чинам. Герои комедии, говоря словами Белинского,- "призраки" в высшем человеческом смысле, хотя в условиях тогдашней действительности они весьма и весьма реальны, облечены полнотой власти и неустанно заботятся о своем материальном благополучии.

Дело не только в том, что в самой жизни имелись городничие, похожие на Сквозник-Дмухановского, и ловкие пройдохи, которых могли принять за ревизоров. В своих героях Гоголь конденсирует, сгущает самую сущность, показывает их типичность в основных общественных и психологических проявлениях их характера. Заостренность отдельных черт образа отнюдь не противоречит жизненной правде, а лишь наиболее ярко и выпукло ее обнажает.

В своем анализе "типов" комедии Грибоедова Гоголь прежде всего подчеркивал их социальную характерность и правдивость, выражение в них наиболее существенных и важных особенностей того общественного круга, той среды, к которой они принадлежали. С этой точки зрения он и рассматривает их характеры, их нравственный облик, видя в них выражение наиболее существенных сторон тогдашнего "общества" - "скопище уродов общества, из которых каждый окарикатурил какое-нибудь мнение, правило, мысль". Гоголь дает глубокий анализ образа Фамусова, выделяя в нем типические черты дворянского общества, той бюрократии, которая "под личиною усердия к царю и благонамеренности, требуя поддельной нравственности от молодых людей и развратничая в то же время сами, возбудили негодованье молодежи..." (VIII, 398). Не менее замечательны, по мнению Гоголя, и другие "типы" комедии - Загорецкий, Молчалин, Репетилов, Скалозуб, характеризуя которых Гоголь раскрывает их типическое начало. Эти принципы изображения "уродов общества" продолжает Гоголь в "Ревизоре", заостряя сатирический рисунок образа. Умение найти и выделить такие черты и подробности, которые усиливают и заостряют типичность образа, и отличает мастерство Гоголя как художника-реалиста. "Почему так трудно играть Гоголя, ярчайшего театрального писателя, умеющего расцветить, сделать зримым, конкретным каждый образ, вплоть до эпизодических? - спрашивает И. Ильинский.- Мне кажется - да не упрекнут меня в парадоксальности суждения,- что причина именно в этой яркости. Пьесы Гоголя создают непреодолимую иллюзию преувеличения, гиперболизма сценических характеров. Изображаемые Гоголем события развертываются перед нами как исключительные, чрезвычайные; его герои ведут себя неожиданно, резко, почти фантастично, их образ мысли всегда причудлив, а свойства выражены гиперболически. "Прошедшего житья подлейшие черты" - русская действительность времени николаевского царствования - предстают в этих пьесах как бы в сгущении, в концентрате"^*. Ильинский делает справедливый вывод из этого: Гоголя не следует "заострять": "Сколько ни "заостряли" Гоголя... получался либо дурной водевиль, либо условный гротеск, либо фарс - и тогда уходила глубокая мысль, ускользала жизненная сложность образов, спектакль становился плоскостным, однолинейным... Гоголь "открывается" только тем актерам, которые играют его реалистически, без подчеркивания, целиком отдаваясь предлагаемым обстоятельствам пьесы и роли"^**.

^* (И. Ильинский, Сам о себе, М., ВТО, 1961, стр. 307-308.)

^** (Там же, стр. 308.)

Эти соображения актера, прошедшего долгий творческий путь, глубоко справедливы. Комедийная насыщенность, гротескное начало комедий Гоголя органически слиты с жизненной правдой образов, с типической силой обобщения. Всякое перенапряжение, чрезмерное "заострение" нарушают волю художника, психологическую и социальную точность его рисунка, его реалистическую полнокровность. Именно поэтому сам писатель так опасался, чтобы исполнители его пьес "не впали в карикатуру"!

Гоголю-драматургу свойственно изображение и раскрытие характеров в действии, в поступках, в различных жизненных ситуациях. Он не показывает своих героев в их прошлом, не дает подробной экспозиции. Лишь в двух-трех репликах городничего, когда он перечисляет в первом действии свои "грешки", да в заключительной сцене, когда он говорит о себе, что он тридцать лет на службе и "трех губернаторов обманул", сообщаются черты из его прошлого. И тем не менее городничий нам ясен со всем своим прошлым, во всей типической полноте своего характера. "Художественная обрисовка характера,- писал Белинский по поводу героев "Ревизора",- в том и состоит, что, если он дан вам поэтом в известный момент своей жизни, вы уже сами можете рассказать всю его жизнь и до и после этого момента"^*. Это замечательное умение в сжатой драматической форме исчерпывающе раскрыть характер, показать всю жизнь персонажа достигается Гоголем посредством необычайно точной и яркой лепки образа, умением найти точную типическую деталь. Говоря о том, что в сцене спора Анны Андреевны и Марьи Антоновны "резкими чертами" обрисовываются их характеры, Белинский замечает: "...в этой коротенькой... сцене, вы видите прошедшее, настоящее и будущее, всю историю двух женщин, а между тем она вся состоит из спора о платье..."^**. Сценка, о которой говорит Белинский,- это третье явление третьего действия. Оно начинается со спора о платьях между матерью и дочерью:

"Анна Андреевна. Ну, Машенька, нам нужно теперь заняться туалетом. Он столичная штучка: боже сохрани, чтобы чего-нибудь не осмеял. Тебе приличнее всего надеть твое голубое платье с мелкими оборками.

Марья Антоновна. Фи, маменька, голубое! Мне совсем не нравится: и Ляпкина-Тяпкина ходит в голубом, и дочь Земляники тоже в голубом. Нет, лучше я надену цветное".

^* (В. Г. Белинский, т. III, стр. 454.)

^** (Там же, стр. 464.)

Пререкания по поводу выбора платья раскрывают и мелочное провинциальное тщеславие городских щеголих, и соперничество между матерью и дочерью, и безудержное желание городничихи пококетничать и понравиться приезжему гостю. Этим спором исчерпывающе очерчен круг интересов, духовный уровень и образ жизни Анны Андреевны и Марьи Антоновны - типичных представительниц провинциального чиновнического общества. Вся их жизнь, отношения между собой наглядно выступают в нескольких, как бы случайно и бегло высказанных фразах.

Связь с жизнью, конкретность в изображении действительности выделялись и самим Гоголем в качестве основы его творческого метода. "Угадывать человека я мог только тогда,- писал Гоголь,- когда мне представлялись самые мельчайшие подробности его внешности. Я никогда не писал портрета в смысле простой копии. Я создавал портрет, но создавал его вследствие соображенья, а не воображенья. Чем более вещей принимал я в соображенье, тем у меня верней выходило созданье" (VIII, 446-447). Гоголь здесь сам наметил принцип той типизации, того изображения характеров, который отличал его творческий метод. Тип, "портрет" для него не просто "списывание" с какого-то конкретного "прототипа" и не механическая сумма отдельных черт, встречающихся в жизни, а их творческое осознание, "соображенье", выявление самой Сущности характера данного "типа".

Типичность образов, созданных Гоголем, неразрывна с их художественной правдивостью. Тургенев исчерпывающе сформулировал эту важнейшую сторону гоголевского метода, увидев в образе Хлестакова "торжество поэтической правды, когда образ, взятый художником из недр действительности, выходит из рук его типом, и самое название, как, например, название Хлестакова, теряет свою случайность и становится нарицательным именем"^*. Эта "нарицательность", широкая применимость "типов", созданных Гоголем, относится не только к "фитюльке", к образу Хлестакова, но в той же мере и к большинству созданных им образов - городничего, судьи Ляпкина-Тяпкина, Подколесина, Кочкарева и многих других, вплоть до Бобчинского и Держиморды.

^* (И. С. Тургенев, т. 10, стр. 427.)

В первую очередь это объясняется тем, что в героях Гоголя выражены наиболее существенные черты действительности. Однако при всей своей исторической конкретности "типы" Гоголя не ограничены рамками определенной социальной формации. В них заключено широкое психологическое и моральное содержание, они применимы и к различным эпохам, имеют общечеловеческое значение.