2

Гоголь обратился к драматургии - этому сложнейшему виду художественного творчества, имея уже за плечами внушительный опыт прозаика. Ко времени создания "Ревизора" он был уже автором "Вечеров на хуторе близ Диканьки", "Миргорода", "Арабесок". Опыт прозаика несомненно многое подсказал ему и в его драматическом творчестве. Веселый комизм повестей "Вечеров", непосредственно восходящий к украинскому кукольному театру-вертепу и комедиям из народной жизни В. А. Гоголя-отца и И. П. Котляревского, подготавливал уже те драматургические принципы, которые в ином, более полном и совершенном виде сказались в комедиях Гоголя. Еще ближе к его пьесам такие его произведения, как "Повесть о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем", которая изобилует сценическими положениями и комическими ситуациями. В прозаических диалогах повестей Гоголя, таких выразительных и словесно живописных, "вынашивались" блестящие языковые характеристики, осуществленные в его комедиях.

В произведениях тридцатых годов - повестях ("Нос", "Записки сумасшедшего") и комедиях ("Владимир третьей степени" и "Ревизор") - Гоголь прежде всего казнил чиновника, обличал продажность и гнилость бюрократического аппарата царской России. "Никто и никогда до него не написал такого полного курса патологической анатомии русского чиновника. Смеясь, он безжалостно проникает в самые сокровенные уголки этой нечистой, зловредной души",- писал А. И. Герцен^*. Чиновничество являлось заклятым врагом народа. Оно не только приводило в действие тот механизм угнетения, который создан был правящими классами, но еще и "от себя" притесняло и грабило нещадно народ в своих корыстных интересах. Разоблачая бюрократические верхи, Гоголь показывал через это основные социальные пороки современного ему общества, так как именно в чиновничестве переплелись в единый клубок хищничество, своеволие, паразитизм, взяточничество, плутовство, наглость и угнетательский характер - все, чем так резко выделялась вся "машина" угнетения народа, весь государственный аппарат русского самодержавия.

^* (А. И. Герцен, Собр. соч. в 30 томах, т. VII, М., Изд-во АН СССР, стр. 228-229.)

В самом начале 1833 года Гоголь задумывает комедию, рисующую отрицательные стороны современного общества. В письме к М. П. Погодину от 20 февраля 1833 года Гоголь сробщал о работе над своей первой комедией "Владимир 3-ей степени" и с горечью говорил о тех непреодолимых цензурных препятствиях, на которые натолкнулось его перо, в результате чего он должен был прекратить работу: "...я помешался на комедии,- писал Гоголь.- Уже и сюжет было на днях начал составляться, уже и заглавие написалось на белой толстой тетради: "Владимир 3-ей степени", и сколько злости! смеху! соли!.. Но вдруг остановился, увидевши, что перо так и толкается об такие места, которые цензура ни за что не пропустит... Мне больше ничего не остается, как выдумать сюжет самый невинный, которым даже квартальный не мог бы обидеться. Но что комедия без правды и злости!.." (X, 262-263).

Замысел "Владимира третьей степени" тесно связан с циклом петербургских повестей. Гоголь рисует высший чиновно-бюрократический круг, мир бесчестных карьеристов, бессовестных подлецов и взяточников. Хотя работа над комедией приостановилась, видимо, на втором действии, но по сохранившимся отрывкам и сценам можно представить ее общий замысел. Со слов М. С. Щепкина известно, что главным действующим лицом комедии "был человек, поставивший себе целью жизни получить крест св. Владимира 3-ей степени..." "Старания героя пьесы получить этот орден составляли сюжет комедии и давали для нее богатую канву, которою... превосходно воспользовался наш великий комик,- рассказывает современник.- В конце пьесы герой ее сходил с ума и воображал, что он сам и есть Владимир 3-ей степени. С особенною похвалою М. С. Щепкин отзывался о сцене, в которой герой пьесы, сидя перед зеркалом, мечтает о Владимире 3-ей степени и воображает, что этот крест уже на нем"^*.

^* ("Беседы в Обществе любителей российской словесности при Московском университете", вып. 3, М., 1871, стр. 140.)

Комедия "Владимир третьей степени", писавшаяся одновременно с петербургскими повестями, по своим мотивам во многом примыкает к таким повестям, как "Записки сумасшедшего", "Нос". Однако сатирический ее охват был намечен шире, она должна была раскрыть систему бюрократического зла, показать картину круговой поруки, лицемерия и карьеризма, власти "чина" в современном обществе.

Уже эта первая комедия Гоголя, судить о которой мы можем лишь на основании отдельных сцен, обработанных им в 1841-1842 годах, свидетельствует о новаторстве драматургических приемов, об остроте социального замысла. Если бы писателю удалось до конца реализовать свой замысел, то, вероятно, получилось бы произведение, по своим масштабам близкое к "Ревизору".

Главным действующим лицом комедии являлся важный петербургский чиновник Барсуков (в "Тяжбе" он назван Бурдюковым), все помыслы и старания которого направлены были на то, чтобы получить орден "Владимира третьей степени". Он добивается ордена, рассчитывая на протекцию своего приятеля Александра Ивановича, близко знакомого с министром. Однако Александр Иванович вовсе не намерен ему помочь. Напротив, завидуя его карьере, замышляет против него интригу. Приезд брата Барсукова, степного помещика, с жалобой на подделку братом завещания дает в руки Александра Ивановича оружие против Барсукова. Другая сюжетная линия комедии связана с семейством Повалищевой, сестры Барсукова. Она хочет женить своего сына Мишеньку на княжне Шлепохвостовой, тогда как молодой человек влюблен в бедную девушку, дочь мелкого чиновника Подкопытова, к которому, вероятно, должно было попасть дело о завещании.

Эта первая комедия не была завершена Гоголем из-за цензурных причин. Впоследствии отдельные ее эпизоды были обработаны им в виде самостоятельных сцен - "Утро делового человека", "Тяжба", "Лакейская" и "Отрывок", - представляющих мастерские по своему художественному совершенству драматические произведения. Они помогают нам понять широкий обличительный замысел "Владимира третьей степени". Однако было бы неверно рассматривать эти сцены лишь как отдельные фрагменты несостоявшейся комедии. Гоголь придал каждой из них самостоятельное значение, вполне законченную форму, справедливо рассчитывая на возможность их полноценного воплощения на сцене. В письме к М. С. Щепкину от 3 декабря 1842 года писатель рекомендует ему поставить на свой бенефис "Утро делового человека", "Тяжбу" и "Лакейскую", рассматривая их как отдельные пьесы. Во всех этих сценах Гоголь даёт острые сатирические зарисовки жизни чиновно-бюрократических и аристократических столичных кругов.

Во "Владимире третьей степени" показан тусклый мирок ничтожных честолюбцев, завистливых лицемеров, которые заправляют государственными делами и готовы истребить друг друга, как пауки в банке. Действующие лица гоголевских сцен - Барсуков (Бурдюков), Пролетов, Собачкин - наделены четко выраженными характерами, ассоциирующимися и с образами "Ревизора" и с такими персонажами повестей Гоголя, как директор департамента в "Записках сумасшедшего" и "значительнее лицо" в "Шинели".

В сценах из "Владимира третьей степени" явственно проступает реалистический метод Гоголя-драматурга: его умение создавать сочные жизненные характеры, придать своей сатире социальную обобщенность. "Деловой человек" Иван Петрович (претендент на орден), в "Утре делового человека" проводит утро в своем кабинете за таким важным занятием, как привязывание бумажки на хвост собачке Зюзю. В разговоре с посетившим его Александром Ивановичем, приятелем министра, оба "деловых человека" с увлечением болтают о том, "каков был вистец" накануне вечером, и собираются ехать к сослуживцу Лукьяну Федоровичу, что-бы выяснить, была ли у того на руках "пиковка". Уже на этой незаконченной пьесе можно проследить особенности драматургического мастерства Гоголя, его способность раскрывать характеры, внутреннее содержание героев через самые обычные, будничные их поступки и разговоры. Этим достигалась поразительная естественность, жизненная правдивость изображаемых им персонажей, осуществлялось как бы невольное их "самораскрытие" перед зрителем.

Драматические сцены Гоголя важны и в том отношении, что они дают новый принцип построения действия, основанного не на интриге, не на внешней занимательности сюжета, а на "внутренней пружине", на столкновении характеров. Так, в первой сцене - "Утро делового человека",- в сущности, не происходит никаких событий: "деловой человек" Иван Петрович беседует со своим приятелем Александром Ивановичем. Но в этой беседе уже совершенно ясны становятся характеры обоих собеседников, проступают тонкие, пунктирные нити интриги. В центре сцены - рассказ Александра Ивановича о своем посещении "Его высокопревосходительства". Этим рассказом он набивает себе цену и подстрекает самолюбие честолюбивого Ивана Петровича. Зная об этом, Александр Иванович как можно подробнее описывает ничего не значащие подробности своей беседы с "Его превосходительством".

Психологически тонко и вместе с тем с убийственной сатирической едкостью раскрывает Гоголь мелкую и завистливую натуру чиновника, его моральную нечистоплотность, его одержимость мечтой о карьере. Точный бытовой и психологический рисунок характеров, жизненная правда и естественность ситуаций определяют и все развитие действия. Желая заслужить признательность Барсукова, Александр Иванович сообщает ему о своем разговоре с "Его превосходительством", в котором тот якобы упомянул о Барсукове. Естественно, что Барсуков с жадным вниманием выспрашивает подробности этого разговора, а Александр Иванович нарочно важничает и обрывает рассказ на самом интересном для его собеседника месте:

"Александр Иванович. Он сказал: "Кто ж бы это такой?". "Иван Петрович Барсуков", отвечал я. "Гм!" сказал его высокопревосходительство, "это чиновник и притом..." (Поднимает вверх глаза.) Довольно хорошо у вас потолки расписаны: на свой или хозяйский счет?".

Оказывается, что его превосходительство только и сказал: "...это чиновник ну и... служит у меня...".

В этой сцене намечены характеры Барсукова - напористого дельца, бюрократа и честолюбца, и Александра Ивановича, его "приятеля", интригана и светского бездельника. Столкновение этих характеров определяет и сюжет пьесы. Иван Петрович Барсуков отлично знает все приказные плутни и уловки и проявляет большую изобретательность в тех случаях, когда чувствует возможность поживиться. Он типичный представитель бюрократии николаевских времен, насаждавшей тупой казенный "порядок", ненавидящей всякое проявление живой мысли и, не дай бог, "вольнодумства".

С сознанием собственной важности он заставляет секретаря, молодого человека с университетским образованием, переписывать рапорт только потому, что поля по краям бумаги неровны. В этой, казалось бы, незначительной детали раскрывается и тупой бюрократизм Барсукова, и его враждебность к образованным людям, проникнутым, по его мнению, новым, опасным для государства духом.

В сцене "Тяжба" сенатский обер-секретарь Пролетов (соответствующий Александру Ивановичу в сцене "Утро делового человека"), читая "Северную пчелу", узнает о повышении в чине своего "приятеля" Бурдюкова (Барсуков в "Утре делового человека"). Раздосадованный удачей Бурдюкова, Пролетов без стеснения высказывает свое мнение о нем, в данном случае соответствующее истине: "Неужели Бурдюков? Да, он, Павел Петрович Бурдюков, произведен! а? каково?

Взяточник, два раза был под судом, отец - вор, обокрал казну, гнуснейший человек, какого только можно представить себе,- каково? И ведь весь свет почитает его за прямодушного человека! Подлец!". В запальчивости Пролетов раскрывает и собственные не весьма чистые делишки и причину своего возмущения Бурдюковым, помешавшим ему самому хапнуть крупный куш, оспорив решение дела, на котором Пролетов решил заработать. Раздосадованный Пролетов с радостью принимает самое горячее участие в жалобе степного помещика - брата Бурдюкова, который рассказывает о подделке последним завещания их тетки. Гоголь создает яркий, жизненный образ Христофора Петровича Бурдюкова - провинциала-помещика, "уездного медведя", до глупости простодушного и в то же время напористого и бесцеремонного. Пролетов не менее ловкий и циничный делец, чем Павел Петрович Бурдюков, его "приятель". Замышляя сделать пакость своему "другу", он испытывает "эдакое неизъяснимое удовольствие, как будто или жена в первый раз сына родила, или министр поцеловал тебя при всех чиновниках в полном присутствии". Гоголь рисует мелкие, завистливые характеры, плутни чиновников в таких жизненно правдивых ситуациях, что персонажи его маленьких пьес предстают перед зрителями во всей своей неприглядной обнаженности.

В "Отрывке" показана сцена из столичной жизни - богатое семейство светской дамы Марьи Александровны (сестры Барсукова), тщеславной барыни, стремящейся во что бы то ни стало женить своего сына Мишу на княжне Шлепохвостовой. "Аристократическая" кичливость, тщеславие, зависть, деспотизм, страсть к сплетням роднят Марью Александровну с представительницей фамусовского общества - княгиней Тугоуховской. Сын ее Миша мечтает принести какую-либо пользу на службе, хочет жениться на дочери небогатого чиновника. За нежелание вести светский образ жизни мать с негодованием называет его "либералом". Однако Миша, несмотря на свои тридцать лет, не может выйти из-под власти матери: по ее приказанию он переменил гражданскую службу на военную. В первоначальной редакции связь Миши с передовыми идеями времени подчеркнута в реплике его матери, возмущенной желанием сына жениться на дочери бедного чиновника: "Ну, так! Я вот как будто предчувствовала. Все это масонские правила. Все это от Рылеевских стихов".

Особенно беспощадными сатирическими чертами наделен образ Собачкина, также перекликающийся с грибоедовской комедией. Собачкин - еще более мерзкая и растленная фигура, чем грибоедовские Молчалин и Загорецкий, хотя и имеет с ними много общего.

"Мерзавец" и "картежник", как его характеризует Миша, Собачкин не только угождает дамам из светского общества, но и переносит из дома в дом самые скандальные сплетни. Он легко завоевывает доверие Марьи Александровны, рассказывая ей о том, как ее приятельница Губомазова якобы сама сечет "крепостных девок" и нечаянно высекла своего мужа. Тип этого наглого прихлебателя светских гостиных, злостного сплетника и интригана, написан остросатирическими красками. Собачкин охотно оказывает услуги в неблаговидных делах и берется расстроить отношения между Мишей и любимой им девушкой, подбросив фальшивое письмо. "Заняв" в счет будущих услуг у Марьи Александровны две тысячи, Собачкин, оставшись наедине, мечтает, подобно Хлестакову, на эти деньги купить у каретника Иохима модную коляску и поразить ею всех на очередном гулянье. Монолог Собачкина, заключающий сцену, с поразительной наглядностью раскрывает ничтожество, мелкое тщеславие, растленность этого светского проходимца. Гоголь завершает сцену замечательным штрихом. Собачкин подходит к зеркалу и любуется своей наружностью: "Еще сегодня как-то опустился,- говорит он,- а то ведь иной раз точно даже что-то значительное в лице... Жаль только, что зубы скверные, а то бы совсем был похож на Багратиона. Вот не знаю, как запустить бакенбарды: так ли, чтобы решительно вокруг было бахромкой, как говорят - сукном обшит, или выбрить всё гольем, а под губой завести что-нибудь, а?"

Острой сатирой на аристократические верхи является и сцена "Лакейская". Жизнь лакейской словно в кривом зеркале отражает жизнь господ, причем суетность и тщеславие в нравах лакейской выглядят еще смешнее и нелепее, чем "наверху", в гостиной. Сочные бытовые краски, едкий юмор Гоголя в изображении нравов лакейской, имеющей даже свою табель о рангах в зависимости от знатности и титулов господ,- все это является едкой пародией на дворянско-чиновное общество. Показ жизни "господ" через восприятие этой жизни слугами дает возможность автору с особенной сатирической выпуклостью представить ее пустоту, фальшь и внутреннюю безнравственность. Лакейская стремится во всем подражать барам и прежде всего в их праздной и пустой жизни: "У хорошего барина лакея не займут работой",- таково убеждение Григория. Задирая чужого лакея тем, что у его барыни, мол, "веревками хвосты лошадям подвязаны", Григорий обнаруживает своеобразное "аристократическое" презрение к лакеям нечиновных хозяев. Разговоры о "бале", который затеян слугами в складчину, едко пародируют эти претензии на "светскость". В беседе дворецкого с соседской горничной Аннушкой, забежавшей поболтать о предстоящем увеселении, это стремление походить на "господ" передано с особенно злой иронией:

"Аннушка. Я боюсь только насчет общества.

Дворецкий. Нет, Анна Гавриловна, у нас будет общество хорошее. Не могу сказать наверно, но слышал, что будет камердинер графа Толстогуба, буфетчик и кучера князя Брюховецкого, горничная какой-то княгини... я думаю, тоже чиновники некоторые будут.

Аннушка. Одно только мне очень не нравится, что будут кучера. От них всегда запах простого табаку или водки, притом же все они такие необразованные, невежи...".

Этот диалог кокетливой, опасающейся "необразованности" кучеров Аннушки и уважающего себя дворецкого мастерски раскрывает нравы лакейской, как отражения лакейской психологии светского общества. Драматическая сцена "Лакейская" своим обличительным смыслом оказалась близка Л. Толстому, который в "Плодах просвещения" также показал жизнь господских "верхов" в восприятии ее слугами. От драматических сцен Гоголя нити тянутся не только к комедиям А. Н. Островского, Л. Н. Толстого, но и к маленьким комедиям-водевилям А. П. Чехова, глубоко насыщенным социальным содержанием. Чехов в своих одноактных комедиях усиливает сюжетную заостренность положений, вводит те комические водевильные ситуации, которых нет в сценах Гоголя, но самая манера рисовки характеров, естественность и правдивость жизненных красок, умение несколькими репликами раскрыть характер героя - все это несомненно восходит к традиции гоголевской драматургии, и в первую очередь к его драматическим сценам.

Сцены из "Владимира третьей степени" написаны несколько в иной манере, чем "Ревизор". Они ближе к "Женитьбе" тщательно выписанным бытовым фоном, некоторой замедленностью движения сюжета, подчеркивавшей значение "внутреннего действия", психологического подтекста пьесы. Каждая из сцен, обработанных Гоголем для театра,- своего рода шедевр тонкой, филигранной отделки, языковой выразительности.

Сцены из "Владимира третьей степени" уже обладают всеми свойствами зрелого реалистического мастерства Гоголя. Каждая из них предстает перед читателем (и зрителем) как "сколок" с действительности. Это своего рода драматизованные очерки, в которых выступают картины различных сфер столичной жизни: кабинет "делового человека", важного чиновника ("Утро делового человека"), светская гостиная ("Отрывок"), лакейская ("Лакейская"). В этих сценах еще нет той полноты, той сюжетной завершенности, которая отличает "Ревизора", но и их значение неизмеримо далеко выходит за пределы очерка, жанровой сцены. "Очеркизм" здесь больше всего ощутим в манере изображения, в тщательности передачи профессиональных черт, в удивительной языковой ощутимости речевых характеристик.

Драматические сцены интересны и в том отношении, что они особенно убедительно показывают, как именно обогащал Гоголь театральный жанр своими завоеваниями прозаика. Он отказывается в построении этих сцен от всякого театрального трафарета и водевильного шаблона. Центр тяжести переносится на тщательную разработку характеров, речевое выражение. Драматический "нерв" событий раскрывается не в сюжетных ситуациях, а в диалогах персонажей, многие события и обстоятельства пьесы проходят вне рампы. Здесь уже закладываются те новаторские принципы драматургии Гоголя, которые затем с такой полнотой и блеском были осуществлены в "Ревизоре".