|
||
Произведения Ссылки |
2"Невский проспект" - наиболее программная повесть Гоголя, намечающая тот круг вопросов, к которым он неоднократно возвращается в цикле своих петербургских повестей. Пушкин назвал эту повесть "самым полным" из гоголевских произведений*. Она являлась "ударом" по "холодно-ужасному" эгоизму современного общества, о котором Гоголь говорил с таким страстным негодованием в статье "Скульптура, живопись и музыка". В "Невском проспекте" особенно явственно подчеркнуты социальные контрасты столицы, противоположность между благородными мечтателями, честными и бедными тружениками, вроде художника Пискарева, и пошлым эгоизмом самодовольных поручиков пироговых. Белинский, высоко оценивший эту повесть, писал, что "Невский проспект" есть создание столь же глубокое, сколько и очаровательное, это две полярные стороны одной и той же жизни, это высокое и смешное обок друг другу"**. * (А. С. Пушкин, Полн. собр. соч., изд. АН СССР, т. 12, стр. 27.) ** (Г. Белинский, Полн. собр. соч., т, II, стр. 230.) В "Невском проспекте" показан анатомический разрез Петербурга, столицы самодержавно-крепостнической империи, в которой с особенной остротой пересекались противоречия тогдашней действительности. Облик города - не только фон, который оттеняет разыгрывающиеся в нем события, он раскрыт в своем социальном качестве, показан в резких и непримиримых контрастах. Обостряя эти контрасты, Гоголь рисует Петербург то в патетикоромантических тонах, то в его будничной "физиологии", в его жестокой повседневности, приниженной и бедственной жизни, которая является уделом бедняка. Повесть открывается описанием Невского проспекта, во многом уже предваряющем расстановку света и теней, дальнейшее развитие сюжета. В этой панораме Невского проспекта, "всеобщей коммуникации" столицы, Гоголь с изумительным проникновением показывает социальную сущность, "душу" города. Невский проспект - это зеркало столицы, отражающее ее противоречия и контрасты. За блестящей парадной внешностью Невского проспекта еще сильнее и трагичнее ощущается изнанка жизни, ее безобразные и мучительные стороны. Невский проспект является "выставкой", местом для показа всего того эфемерно-блестящего, наглого, пошлого, лицемерного, что отличает обладателей чинов и богатства. После двенадцати часов на Невском проспекте появляются те, кто отличается "благородством своих занятий и привычек", как насмешливо говорит Гоголь, - люди, имеющие "прекрасные должности и службы". "В это благословенное время от двух до трех часов пополудни, - иронизирует Гоголь, - которое может назваться движущеюся столицею Невского проспекта, происходит главная выставка всех лучших произведений человека. Один показывает щегольской сюртук с лучшим бобром, другой - греческий прекрасный нос, третий несет превосходные бакенбарды, четвертая - пару хорошеньких глазок и удивительную шляпку, пятый - перстень с талисманом на щегольском мизинце, шестая - ножку в очаровательном башмачке, седьмой - галстук, возбуждающий удивление, осьмой - усы, повергающие в изумление". "Лучшие произведения человека" - это лишь внешние его признаки - его одежда, черты его наружности: щегольской сюртук, греческий нос, превосходные бакенбарды, усы, галстук, повергающий в удивление. За всем этим нет человека, его внутреннего содержания, вернее человек здесь исчерпывается этими внешними показными чертами. Итак, блеск и великолепие Невского проспекта - лишь видимость, лишь ложь и фальшь. За его парадною внешностью скрывается или трагическая судьба скромного труженика, или чудовищные эгоизм и пошлость преуспевающих поручиков Пироговых. С беспощадной резкостью Гоголь показывает картины нищеты и падения, неизбежных спутников большого города. С суровой простотой написана обстановка грязного притона, в котором жила красавица Пискарева: "жилище жалкого разврата, порожденного мишурною образованностью и страшным многолюдством столицы". "Мебели довольно хорошие были покрыты пылью; паук застилал своею паутиною лепной карниз", "голые стены и окна без занавес", - такова грубая "существенность". Для Гоголя особенно важен метод контрастного противопоставления видимости и сущности предмета. Это противопоставление определяет и всю идейно-художественную архитектонику "Невского проспекта". Эта тема трагического контраста, острых противоречий, внесенных усиливающимся проникновением в жизнь капиталистических отношений, разлагающих и развращающих общество - проходит лейтмотивом через всю повесть. Гоголь с тончайшей художественной обдуманностью постепенно обнажает эту фальшь, это лицемерие внешнего блеска Невского проспекта. От восторженного панегирика, от изображения пышной панорамы его писатель переходит к истории художника Пискарева, раскрывающей призрачность, иллюзорность великолепия столицы, а затем к похождениям поручика Пирогова, как к проявлению подлинной сущности общества. Тема призрачности, иллюзорности Невского проспекта отнюдь не означает романтической отрешенности от действительности или ее идеализации, как это было у немецких романтиков. Для Гоголя "призрачность" и лживость Невского проспекта выражают самую реальность общественных отношений, несоответствие внешнего великолепия и внутренней пустоты и бесчеловечности. Потому-то столь часты в повести образы, подчеркивающие эту призрачность, неуловимость, эфемерность Невского проспекта: вечернее освещение, искусственный свет ламп придают всему "какой-то заманчивый, чудесный свет". Именно в эту пору Пискарев принимает свою незнакомку за Перуджинову Бианку: ведь даже ее улыбка, так очаровавшая художника - результат обманчивого света фонаря! Эта мысль об обманчивости, иллюзорности той внешней красивости и эффектности, которая служит лишь для прикрытия антигуманистической, жестокой, угнетающей человека сущности Невского проспекта, выражена в конце повести: "О, не верьте этому Невскому проспекту! Я всегда закутываюсь покрепче плащом своим, когда иду по нем, и стараюсь вовсе не глядеть на встречающиеся предметы. Все обман, все мечта, все не то, чем кажется. Вы думаете, что этот господин, который гуляет в отлично сшитом сюртучке, очень богат? - Ничуть не бывало: он весь состоит из своего сюртучка... Он лжет во всякое время, этот Невский проспект, но более всего тогда, когда ночь сгущенною массою наляжет на него и отделит белые и палевые стены домов, когда весь город превратится в гром и блеск, мириады карет валятся с мостов, форейторы кричат и прыгают на лошадях, и когда сам демон зажигает лампы для того только, чтобы показать все не в настоящем виде". Встреченная Пискаревым на Невском проспекте красавица, "Перуджинова Бианка", также является выражением этой призрачности, химеричности ставшего враждебным человеку города под влиянием тлетворного воздействия неумолимой дьявольской власти бессердечного чистогана. Эта губительная сила развращает и уродует все то лучшее, прекрасное, чистое, что есть в жизни человека. В "Невском проспекте" рассказ ведется от лица автора, но этот авторский образ постоянно изменяется, переключается из высокой патетики в план иронической насмешки. Авторский голос придает повести эмоциональную напряженность, вносит те оттенки, ту оценку событий, которые раскрывают основной идейный замысел "Невского проспекта". Патетико-ироническое начало повести, ее пролог, утверждающий внешнее великолепие Невского проспекта, уже определяет двойственность, противоречивость видимого великолепия этой "всеобщей коммуникации Петербурга". В патетику повествования, изобилующего восторженно-эмоциональными восклицаниями, все время включаются насмешливо-иронические размышления автора о "чудных", "никаким пером, никакою кистью не изобразимых" усах, о дамских талиях, "никак не толще бутылочной шейки". "Боже, какие есть прекрасные должности и службы! Как они возвышают и услаждают душу!" - казалось бы, в полном восторге восклицает автор по поводу чиновников, которые служат в иностранной коллегии и "отличаются благородством своих занятий и привычек". Однако автор тотчас прибавляет: "Но, увы! Я не служу и лишен удовольствия видеть тонкое обращение с собою начальников". Эта авторская ирония становится все откровеннее, его восхищение приобретает язвительный характер. Говоря о "необыкновенном благородстве" и "чувстве собственного достоинства" людей, прохаживающихся по Невскому проспекту, автор заключает: "Тут вы встретите тысячу непостижимых характеров и явлений. Создатель! какие странные характеры встречаются на Невском проспекте! Есть множество таких людей, которые, встретившись с вами, непременно посмотрят на сапоги ваши, и если вы пройдете, они оборотятся назад, чтобы посмотреть на ваши фалды. Я до сих пор не могу понять, отчего это бывает. Сначала я думал, что они сапожники, но, одна - коже, ничуть не бывало: они большею частию служат в разных департаментах, многие из них превосходным образом могут написать отношение из одного казенного места в другое; или же люди, занимающиеся прогулками, чтением газет по кондитерским, словом, большею частию все порядочные люди". Эти "порядочные люди на самом деле и являются праздными бездельниками и лицемерами! Здесь кажущаяся наивность автора, его якобы почтительное отношение к тем людям, которые превосходно могут написать отношение или заняты столь важным делом, как прогулка и чтение газет, превращаются в злую иронию. Ведь сам автор прекрасно понимает все лицемерие, всю пустоту и ничтожество этих "деловых" людей, фланирующих по Невскому проспекту. Эта идейная позиция автора, осуждающего "меркантильность" интересов завсегдатаев Невского проспекта, определяет внутренний "подтекст" повести, отбор изобразительных и языковых средств, распределение света и тени. Иной тон и стиль приобретает повествование, когда автор обращается к изображению судьбы художника Пискарева. Ирония и преувеличенная патетика сменяются здесь сочувственно-эмоциональным отношением автора к своему герою. Через всю повесть проходит противопоставление двух начал, двух социальных и нравственных сфер, осуществленное в сюжетном построении, в самой композиции повести: контраст трагической судьбы благородного мечтателя художника Пискарева и пошлого благополучия самодовольного поручика Пирогова. В этом противопоставлении раскрывается глубина социального замысла повести, отражавшего противоречия самой действительности, вопиющие контрасты общественной жизни. "Пискарев и Пирогов - какой контраст! - писал Белинский. - Оба они начали в один день, в один час преследования своих красавиц, и как различны для обоих них были следствия этих преследований! О, какой смысл скрыт в этом контрасте! И какое действие производит этот контраст"*. Благородный мечтатель художник Пискарев, веривший в красоту, честность, любовь, трагически погибает, когда действительность разбивает его иллюзии. Наглый и пошлый поручик Пирогов не питает никаких иллюзий - он полностью понял "дух времени", он выступает как типичный представитель того самого общества, которое явилось причиной гибели Пискарева. На контрастном параллелизме их судеб основан сюжет повести. То, что становится трагедией для Пискарева, приобретает фарсовый, комический характер в самодовольном и наглом поведении поручика Пирогова. Единство трагического и комического разрешается Гоголем в самом построении повести, в контрасте этих двух сюжетных линий, взаимно оттеняющих глубину социальных противоречий современного общества, фальшь той внешне эффектной выставки, которую являет собой Невский проспект. * (В. Г. Белинский, Полн. собр. соч., т. II, стр. 232.) Рисуя судьбу художника Пискарева, Гоголь показывает трагизм положения скромного труженика-разночинца в современном обществе, основанном на господстве богатства и чина, ставит вопрос о судьбе в нем искусства. Миру самодовольных и пошлых эгоистов, миру поручиков пироговых Гоголь противопоставляет ту подлинную человечность, которая с наибольшей полнотой проявляется в искусстве. Художник Пискарев погибает не только в силу разрыва мечты и действительности, но и потому, что он носитель эстетического и морального идеала, который неосуществим и невозможен в собственническом буржуазно-дворянском обществе. Гоголь вовсе не делает своего художника романтическим героем, одержимым идеальными устремлениями, живущим лишь в мире мечты, отрешенным от жизни, как это делали писатели-романтики 30-х годов. Писатель отнюдь не придает художнику Пискареву черты романтической исключительности, гордого одиночества и индивидуализма. Петербургские художники, по словам Гоголя, "вовсе не похожи на художников итальянских, гордых, горячих, как Италия и ее небо; напротив того, это большею частию добрый, кроткий народ, застенчивый, беспечный, любящий тихо свое искусство, пьющий чай с двумя приятелями своими в маленькой комнате, скромно толкующий о любимом предмете и вовсе небрегущий об излишнем". Уже самая фамилия - Пискарев, данная, Гоголем своему герою, как бы подчеркивает скромность, обычность его героя (в черновой редакции - Палитрин). На это указывал А. Григорьев, ставя в заслугу Гоголю, что он "свел с ходуль" и "возвратил в простую действительность этот тип, доведенный до крайности смешного повестями тридцатых годов, получивших его из германской романтической реакции, или даже из вторых рук французского романтизма"*. Характерно, что Пискарев как художник вовсе не последователь романтической условности и эффектности. В своих картинах он изображает окружающую его жизнь, реальные и простые ее проявления: "Он вечно зазовет к себе какую-нибудь нищую старуху и заставит ее просидеть битых часов шесть с тем, чтобы перевести на полотно ее жалкую, бесчувственную мину". По характеру своего творчества Пискарев скорее всего художник школы Венецианова, рисующий интерьеры, "низкую" натуру. * (А. Григорьев, Взгляд на русскую литературу со смерти Пушкина, М. 1915, Собр. соч., вып. 6, стр. 40.) Талант Пискарева мог бы развиваться так же вольно, широко, ярко, как растение на вольном воздухе. Однако в условиях власти чина и рубля он обречен на прозябание. Пискарев робок, его угнетает сознание своей бедности: "звезда и толстый эполет, - как говорит о нем Гоголь, - приводят его в замешательство". Охватившая его всепоглощающая страсть заставляет Пискарева по-новому увидеть окружающую действительность, раскрывает фальшь и несправедливость того общества, в котором все продается и покупается за деньги. Пискарев противостоит тем бездушным искателям чинов и невест, эгоистически ограниченным и ничтожным людям, которые фланируют по Невскому проспекту. В его душе заложен еще нерастраченный запас любви, жажда идеала, красоты. Художник Пискарев, по словам Гоголя, "застенчивый, робкий, но в душе своей носивший искры чувства, готовые при удобном случае превратиться в пламя". Трагедия Пискарева в том, что он в окружавшем его эгоистическом и лицемерном обществе сохранил веру в красоту, сохранил то гуманное и светлое чувство, которое неизбежно приходило в столкновение с этим обществом. Этот конфликт и раскрыт с особенной наглядностью в сне Пискарева, высоко оцененном Белинским. Пискарев в поисках своей незнакомки попадает во сне в блестящую светскую гостиную. Он остро чувствует свое жалкое, унизительное положение среди этих отлично одетых людей, которые "величаво шутили", "почтительно улыбались" и носили превосходные бакенбарды. "Представьте себе бедного, оборванного, запачканного художника, потерянного в толпе звезд, крестов и всякого рода советников, - писал Белинский, - он толкается между ними, уничтожающими его своим блеском, он стремится к ней, и они беспрестанно разлучают его с ней, они, эти кресты и звезды, которые смотрят на нее без всякого упоения, без всякого трепета, как на свои золотые табакерки"*. Сон Пискарева лишь резче и нагляднее обнаруживает вопиющие противоречия бедности и богатства, бездушие и суетность светского общества, в котором человек оценивается не по своим достоинствам и заслугам, а по тому месту, какое он занимает на бюрократической лестнице чинов и состояний. Все в этом обществе, вплоть до красоты и любви, покупается и продается. Встреченная художником Пискаревым на Невском проспекте незнакомка оказывается не прекрасным и чистым идеалом красоты, каким она представлялась ему, а продажной проституткой. Пискарев трагически переживает, что "женщина, эта красавица мира, венец творения, обратилась в какое-то странное, двусмысленное существо", стала предметом торговли, символизируя собой продажность и поругание красоты и человечности в капиталистическом обществе. * (В. Г. Белинский, Полн. собр. соч., т. II, стр. 231.) Контраст между идеалом, той красотой, которой живет в своих мечтах Пискарев, и действительностью не просто условно-романтический конфликт героя и общества, а отражение самой действительности. Очарование красоты и невинности оказывается все тем же обманом, который царит в этом мире фальши и продажности. Когда Пискарев вслед за своей прекрасной незнакомкой подымается по лестнице в ее убогую комнату, жалкий приют разврата, он начинает сомневаться - точно ли это она: "Пискарев мерил ее с ног до головы изумленными глазами, как бы еще желая увериться, та ли это, которая так околдовала и унесла его на Невском проспекте". Ведь за этим очарованием ее юной красоты явственно проступает та пошлость, та пустота, которая присуща всей продажной "выставке" Невского проспекта. Через всю повесть проходит тема разоблачения иллюзий, жертвой которых стал художник Пискарев. "Утраченные иллюзии" назвал свой роман Бальзак. Об утрате иллюзий рассказывает и Гоголь. Но если герой Бальзака Люсьен в конце концов примиряется и сам переходит в ряды удачливой, торжествующей верхушки, то художник в повести Гоголя погибает. Пискарев не в силах перенести крушения своих иллюзий, разоблачения продажности и ничтожества эгоистически-пошлого мира. Его стремления к идеалу, к красоте, его наивная вера в человека, его мечта "возвратить миру прекраснейшее его украшение" - разрушены беспощадной действительностью. Попытка Пискарева искусственно создать мир мечты, мир идеала могла лишь замедлить конец, но не спасает его от катастрофы. Пискарев не может пережить этот, как говорит Гоголь, "вечный раздор мечты с существенностью". Мечты о скромном счастье труженика в деревенском домике, где она, его красавица, в своем простом наряде, делит радости и печали его жизни, поруганы, втоптаны в грязь. Бедность, о которой говорит ей Пискарев, это величайший порок в том обществе, где все покупается и продается. "Перуджинова Бианка" заявляет об этом с простодушным цинизмом. "Как можно! - прервала она речь с выражением какого-то презрения. - Я не прачка и не швея, чтобы стала заниматься работою". "В этих словах выразилась вся низкая, вся презренная жизнь, - жизнь, исполненная пустоты и праздности, верных спутников разврата", - добавляет Гоголь. В образе Пискарева заложена, однако, известная противоречивость. Выступая как мечтатель, страстно верящий в идеал, в прекрасное начало человека, он оказывается неспособен к активному протесту, бессилен разрешить противоречие мечты и действительности. Пискарев прежде всего жертва общественных отношений; он погибает, не будучи в силах перенести крушения своих надежд, убедившись в продажности и пошлости окружающего его общества. Нельзя согласиться с утверждением В. Ермилова, что в художнике Пискареве Гоголь якобы разоблачил мещанский псевдоромантизм. Критик сближает Пискарева с Пироговым на том основании, что Пискарев ищет "красоту" в "пошлости", не понимает действительности. Более того, В. Ермилов отождествляет даже "идеал" художника с "идеалом" персиянина, продающего опиум, считая, что они "не слишком далеко ушли друг от друга"*. Но ведь романтизм Пискарева не является "ложным" в таком же смысле, что и пошлое представление о жизни поручика Пирогова. В романтизме Пискарева заложен протест против мира пироговых, неприятие этого мира, завершающееся трагической гибелью художника, тогда как в мире пироговых нет никакого трагизма, а лишь пошлое и тупое самодовольство, циничный и эгоистический расчет. Отрыв мечты от действительности мстит за себя, приводит Пискарева к гибели именно тогда, когда он увидел всю неприглядность и правду жизни. Скупое описание похорон Пискарева подчеркивает безотрадную правду той "существенности", которая выступала за парадною внешностью столицы: "Гроб его тихо, даже без обрядов религии, повезли на Охту; за ним идучи, плакал один только солдат-сторож, и то потому, что выпил лишний штоф водки". * (В. Ермилов, Н. В. Гоголь, изд. 2-е, М. 1953, стр. 198-201. ) Полной противоположностью трагической судьбе художника Пискарева являются похождения поручика Пирогова. Самое сходство сюжетных ситуаций, неудачные перипетии ухаживания поручика Пирогова, как бы оттеняют драматический характер истории Пискарева. Трагическое становится здесь комическим, драма - фарсом. Поручик Пирогов - типическое воплощение того пустого самодовольства и бездушного эгоизма, которые и составляют наиболее полное выражение жизни привилегированных слоев общества. Белинский вскрыл это типическое значение образа Пирогова: "Святители! да это целая каста, целый народ, целая нация! О, единственный, несравненный Пирогов, тип из типов, первообраз из первообразов! Ты многообъемлющее, чем Шейлок, многозначительнее, чем Фауст!"* В своей насмешливой характеристике Пирогова Белинский отмечает угаданность этого типа, его социальную характерность. * (В. Г. Белинский, Полн. собр. соч., т. II, стр. 225.) В образе поручика Пирогова Гоголь разоблачает торжествующую пошлость, которую затем с такой всесторонней полнотой он покажет в самодовольном облике майора Ковалева, в фанфаронском поведении Хлестакова, в лицемерной вкрадчивости Чичикова. Сам Гоголь также подчеркнул социальную типичность образа Пирогова как представителя того "среднего класса общества", который и составляет основной слой обитателей столицы. В своем духовном и моральном ничтожестве Пирогов вовсе не исключение, а, как указывал Белинский, представитель "просвещения и образованности" широких кругов столичного дворянского и чиновничьего общества. Потому-то в этом кругу поручики пироговы считаются "учеными и воспитанными людьми", которые любят "потолковать об литературе, - причем как иронически замечает Гоголь, - хвалят Булгарина, Пушкина и Греча и говорят с презрением и остроумными колкостями об А. А. Орлове". Этот "просвещенный класс" обнаруживает свое убожество как раз в том, что для него Булгарин и Пушкин стоят на одном уровне. Подобные люди уже целиком втянуты в орбиту чиновных и денежных интересов и вожделений. Они уверенно и успешно скользят по ступеням бюрократической лестницы, достигая обеспеченного и уважаемого положения и "заводятся, наконец, кабриолетом и парою лошадей". Венец их карьеры - женитьба на "купеческой дочери, умеющей играть на фортепиано, с сотнею тысяч, или около того, наличных и кучею брадатой родни". Пирогов - необычайно типичный герой времени, что свидетельствует о той проницательности, с которой Гоголь рассматривал процесс деградации дворянства, его сращения с буржуазией. Говоря об этом процессе, писатель уже здесь намечал ту тему, которая поставлена им в "Женитьбе". "Однакож, - ядовито добавляет Гоголь по поводу будущего благополучия пироговых, - этой чести они не прежде могут достигнуть, как выслуживши, по крайней мере, до полковничьего чина. Потому что русские бородки, несмотря на то, что от них еще несколько отзывается капустою, никаким образом не хотят видеть дочерей своих ни за кем, кроме генералов или, по крайней мере, полковников". Характер Пирогова дан в его соотнесенности со средой и эпохой. Самый этот тип для Гоголя - явление социально закономерное, выражающее существенные стороны действительности. Гоголь показывает в Пирогове прежде всего черты ограниченности, карьеризма, наглости, подчеркивает его самоуверенную пошлость. Любовь для него лишь пикантное приключение, о котором можно забавно рассказать в офицерской компании. Пошло и все его ухаживание за глупенькой немкой, женой ремесленника Шиллера, и столь же фарсово комично завершение любовных похождений преуспевающего поручика. Вершиной комического разоблачения Пирогова является сцена секуции, запрещенная цензурой. Пушкин, ознакомившись с рукописным текстом повести, сообщал Гоголю: "Перечел с большим удовольствием; кажется, все может быть пропущено. Секуцию жаль выпустить: она, мне кажется, необходима для полного эффекта вечерней мазурки"*. Этой сценкой Гоголь с особенной остротой показывает ничтожество Пирогова, завершая его облик замечательно найденным штрихом. Даже будучи жестоко высечен здоровенными немцами-ремесленниками, Пирогов скоро находит утешение и потерянное душевное равновесие в слоеных пирожках, в чтении "Северной пчелы". Попав на вечер в "очень приятное собрание чиновников и офицеров", Пирогов "так отличился в мазурке, что привел в восторг не только дам, но даже кавалеров". * (А. С. Пушкин, Полн. собр. соч., изд. АН СССР, т. 15, стр. 198.) История поручика Пирогова с ее фарсовой пошлостью - это типичнейшая и реальнейшая картина, "дагерротип" петербургского общества. Здесь уже неуместны романтические краски. Юмористический характер повествования, презрительно-насмешливое отношение автора к своему "герою" не допускают никаких иллюзий, никакой идеализации. Герой полностью сливается с окружающей его средой, являясь ее частью, выражая те же эгоистические и пошлые взгляды, что и прочие завсегдатаи Невского проспекта. Дополняют эту социальную топографию Петербурга фигуры немцев-ремесленников. Жестяных дел мастер Шиллер и сапожник Гофман показаны как типическое воплощение духовной нищеты европейского мещанина. Даже по сравнению с поручиком Пироговым они еще более низкая ступень оскудения, тупости, эгоизма и филистерства. В Шиллере Гоголь клеймит тупое упрямство и ограниченность мещанина, его мелочный педантизм, жадную страсть к накоплению. Гоголь дает уничтожающую оценку этому отнюдь не романтическому Шиллеру, разоблачая в нем мещанина-филистера. Шиллер педантически аккуратен и во имя своей единственной цели и единственной страсти к обогащению размерил всю свою жизнь и ни в каком случае не делал никакого отступления от своего режима: "Он положил вставать в семь часов, обедать в два, быть точным во всем и быть пьяным каждое воскресенье. Он положил себе в течение 10 лет составить капитал из пятидесяти тысяч, и уже это было так верно и неотразимо, как судьба, потому что скорее чиновник позабудет заглянуть в швейцарскую своего начальника, нежели немец решится переменить свое слово. Ни в каком случае не увеличивал он своих издержек, и если цена на картофель слишком поднималась против обыкновенного, он не прибавлял ни одной копейки, но уменьшал только количество, и хотя оставался иногда несколько голодным, но, однакоже, привыкал к этому". Эта педантическая аккуратность Шиллера "простиралась до того, что он положил целовать жену свою в сутки не более двух раз, а чтобы как-нибудь не поцеловать лишний раз, он никогда не клал перцу более одной ложечки в свой суп". Самодовольный эгоизм, тупость, педантическое скопидомство, жажда обогащения - таковы черты мещанина, зорко увиденные Гоголем. Переходя от романтической истории художника Пискарева к весьма прозаической и тривиальной истории поручика Пирогова, Гоголь изменяет и самый характер повествования. Каждая из этих историй рассказана по-другому: автор как бы воплощается в своих героев и передает их понимание, их отношение к действительности. История Пискарева рассказана в духе романтических повестей, в приподнято-эмоциональном патетическом тоне, в том аспекте, в котором воспринимал события сам художник. Автор не только говорит об его переживаниях, но и рассматривает окружающее его глазами. Описывая преследования Пискаревым таинственной незнакомки, Гоголь рисует и весь круг его впечатлений, самый пейзаж вечернего города преломленным в воспламененном, романтическом восприятии художника: "Тротуар несся под ним, кареты со скачущими лошадьми казались недвижимы, мост растягивался и ломался на своей арке, дом стоял крышею вниз, будка валилась к нему навстречу, и алебарда часового вместе с золотыми словами вывески и нарисованными ножницами блестела, казалось, на самой реснице его глаз". Характеристика переживаний и поступков художника Пискарева в основном все время выдерживается в плане его мироощущения, его фразеологии, так. если бы сам он обо всем этом рассказал. Пискарев взволнованно следует за незнакомкой по лестнице: "Колени его дрожали, чувства, мысли горели; молния радости нестерпимым острием вонзилась в его сердце. Нет, это уже не мечта! боже, сколько счастья в один миг! такая чудесная жизнь в двух минутах!" Кто это говорит? Формально автор, но говорит он от лица Пискарева его словами, передавая его восприятие. Это не объективно-описательный тон все ведающего автора-повествователя, а взволнованная речь художника, видящего все в необычайном, романтическом аспекте. Именно в этих описаниях чувствуется различие между автором и той манерой повествования, которые передают переживания художника Пискарева. При всем своем сочувствии к нему автор понимает "безумие" его страсти, обреченность его порыва, его благородного негодования в мире торжествующих поручиков пироговых. Поэтому, когда автор выступает со своими непосредственными высказываниями, его голос звучит иначе, он отказывается от романтической патетики и переходит к грустному, иронически-трезвому тону. Говоря о жалких похоронах безумца Пискарева, он замечает: "Я не люблю трупов и покойников и мне всегда неприятно, когда переходит мою дорогу длинная погребальная процессия и инвалидный солдат, одетый каким-то капуцином, нюхает левою рукою табак, потому что правая занята факелом". Этот трезвый, иронический тон говорит о том, что сам автор отнюдь не целиком солидаризируется с Пискаревым. Подобный тон резко отличается от патетического рассказа о страданиях художника, как бы сводит читателя с неба на землю. Вместе с тем это авторское суждение служит и переходом к тому тону и манере, которыми переданы злоключения поручика Пирогова. Автор здесь уже не обращается к романтическим краскам, к той патетике, которая характеризовала повествование о художнике Пискареве. Наоборот, он теперь как бы переключается в мелкий, самодовольный и пошлый круг представлений поручика Пирогова, рассматривая окружающее его глазами: "Мы, кажется, оставили поручика Пирогова на том, как он расстался с бедным Пискаревым и устремился за блондинкою. Эта блондинка была легонькое, довольно интересное созданьице". Напомним, как отразилась в сознании Пискарева его таинственная незнакомка: "божественные черты", "уста", "замкнутые" "целым роем прелестнейших грез". А весь рассказ о "хорошенькой блондинке", ее муже, жестянщике Шиллере, и неотразимом поручике Пирогове погружает нас в сферу его пустой и пошлой жизни. Автор в своем рассказе как бы искренне сочувствует Пирогову по поводу его любовных неудач. "Он не мог понять, чтобы можно было ему противиться, тем более, что любезность его и блестящий чин давали полное право на внимание", - говорит о нем Гоголь, как бы присоединяясь к точке зрения самого Пирогова, так, как он ранее присоединялся к восприятию Пискарева. Поэтому и поведение Пирогова дано в том стилевом ключе, в котором он сам представляет свою персону и свои поступки. При свидании с "хорошенькой блондинкой" Пирогов, "раскланявшись, показал всю красоту своего гибкого перетянутого стана", он "очень приятно и учтиво шутил" и т. д. Ведь сам автор так не думает и не считает "шутки" поручика Пирогова на самом деле приятными и учтивыми. Такими они могли казаться только самому Пирогову и тем, кто мало чем отличался от него по своему духовному и культурному уровню. В рассказе о похождениях Пирогова все время чувствуется уничтожающая ирония автора, его презрительное отношение к неунывающему поручику. Давая характеристику Пирогова, повествователь постоянно под видом прославления его достоинств приводит примеры, рисующие по существу пошлую и самодовольную его натуру. Так, говоря о "множестве талантов" поручика Пирогова, автор рассказывает лишь о том, что тот мог пускать кольцами дым из трубки или "очень приятно рассказать анекдот о том, что пушка сама по себе, а единорог сам по себе". На протяжении всего рассказа о поручике Пирогове автор передает его похождения в ироническом тоне, отнюдь не сливаясь с его пониманием происходящего. Этим отличием авторского отношения, еще острее подчеркивающим контраст между Пискаревым и Пироговым, выражен основной смысл повести, разоблачающей несправедливость такого социального порядка, при котором благородные и талантливые люди, такие, как художник Пискарев, обречены на гибель, а наглые и пошлые поручики пироговы преуспевают. |
|
|