Глава 4. Повести

1

Петербург показал Гоголю изнанку жизни, резкие контрасты и противоречия богатства и бедности, деспотизма власти, пошлости и гнусности господствующих классов и полного бесправия, униженности и забитости простых тружеников, научил различать за парадной внешностью столицы ее оборотную сторону, тяжелую и безрадостную жизнь бедняков. В лирической записи "1834", внушенной наступлением нового года, Гоголь патетически говорил о враждебности ему этого "меркантильного" города, о своей жажде "великих трудов": "Таинственный, неизъяснимый 1834! Где означу я тебя великими трудами? Среди ли этой кучи набросанных один на другой домов, гремящих улиц, кипящей меркантильности, - этой безобразной кучи мод, парадов, чиновников, диких северных ночей, блеску и низкой бесцветности?". В этих словах уже заключены настроения, которые с наибольшей полнотой выражены были писателем в "Арабесках".

Цикл "петербургских повестей" создавался Гоголем на протяжении ряда лет (1832-1835), одновременно с "Миргородом". Три повести из этого цикла - "Невский проспект", "Портрет" и "Записки сумасшедшего" помещены были в сборнике "Арабески", вышедшем в начале 1835 года, а повесть "Нос" была напечатана в третьем томе пушкинского "Современника" за 1836 год. "Шинель" создана Гоголем позже, в годы работы над "Мертвыми душами", и впервые появилась в третьем томе сочинений 1842 года, в котором писатель объединил все свои повести. Особое место занимает повесть "Коляска", не связанная с циклом "петербургских повестей", относящаяся к 1835 году.

В повестях "Миргорода" было показано противоречие между героическим началом народной жизни и паразитическим прозябанием представителей поместной, крепостнической среды. В "Арабесках" и во всем цикле петербургских повестей Гоголь раскрывает острые социальные противоречия современной ему действительности в другой ее сфере - в жизни большого города, показывая трагическую судьбу простого человека в условиях бездушной бюрократической иерархии, власти чина и капитала. В петербургских повестях звучит уже и протест против бесчеловечного "порядка", приносимого буржуазно-капиталистическими отношениями, уродующими человеческую личность.

"Казарма и канцелярия сделались опорой политической науки Николая", - писал об эпохе после 1825 года Герцен^*. Многочисленный громоздкий чиновничий аппарат являлся, наряду с помещиками-крепостниками, надежной опорой деспотического режима и всей своей тяжестью давил на народ. Помещик и чиновник выступали как основные силы феодально-крепостнической реакции, совместно грабившие и угнетавшие народные массы. Говоря о царской России более позднего времени, В. И. Ленин подчеркивал этот гнет издавна сложившегося чиновнического аппарата. "Ни в одной стране, - писал он, - нет такого множества чиновников, как в России. И чиновники эти стоят над безгласным народом, как темный лес... Армия чиновников... соткала густую паутину, и в этой паутине люди бьются, как мухи"^**.

^* (А. И. Герцен, Избранные сочинения, 1937, стр. 387.)

^** (В. И. Ленин, Сочинения, т. 6, стр. 334.)

Горячо сочувствуя положению простого человека, чутко откликаясь на требования жизни, Гоголь острие своей сатиры обращает против всесильной верхушки чиновничества. В цикле "петербургских повестей" он выступает обличителем мерзости и гнусности чиновничье-бюрократической клики, взяточничества, раболепства, хамства, бессердечия, моральной развращенности ее представителей. В своих повестях он выводит в истинном виде "заклятых врагов" русского народа, бездушных исполнителей царской воли - чиновников-бюрократов. "Гоголь оставляет в стороне народ, - писал Герцен об этих произведениях писателя, - и сосредотачивается на двух своих самых заклятых врагах: на чиновнике и помещике. Никто никогда до него не читал такого полного патолого-анатомического курса о русском чиновнике. С хохотом на устах он без жалости проникает в самые сокровенные складки нечистой, злобной чиновнической души"^*. Эти меткие слова Герцена точно определяют значение и смысл петербургских повестей, их сатирическую направленность. "Сфера" столичных департаментов, "значительные лица" из сонма бюрократических "верхов", являвшихся опорой николаевской монархии, разоблачаются писателем как косная, антинародная сила.

^* (А. И. Герцен, Избранные сочинения, 1937, стр. 406.)

В противовес им, в петербургских повестях большое место занимает сочувственное изображение демократических слоев общества, "маленького", простого человека, подавленного и духовно искалеченного жестоким произволом этой бюрократической клики. Петербург, жизнь столицы, столь сильно поразившая молодого Гоголя остротой своих социальных противоречий, разночинец, мелкий чиновник, мещанин, "среднее сословие" городской России становится в центре внимания писателя.

В "Петербургских записках 1836 года" Гоголь указывал, что "трудно схватить общее выражение Петербурга", так как социальное размежевание в Петербурге особенно резко ощутимо. "Сколько в нем разных наций, столько и разных слоев общества. Эти общества совершенно отдельные: аристократы, служащие чиновники, ремесленники, англичане, немцы, купцы - все составляют совершенно отдельные круги, резко отличающиеся между собою..." Вот эту топографию Петербурга, его строгую чиновную и профессиональную иерархию и показывает писатель в своих петербургских повестях. Гоголь раскрывает социальную "физиологию", нравы и быт этих "кругов", различных сословных слоев общества.

Гоголь расширил рамки литературы, демократизировал ее, включив в пределы художественного изображения те социальные слои и круги, которые до этого мало привлекали внимание писателей. В изображении демократических слоев большого города, его социальных контрастов, в своей защите "маленького человека" Гоголь продолжил и углубил тему, намеченную Пушкиным в "Гробовщике", "Домике в Коломне", "Медном Всаднике". Широта социального охвата и резкость постановки вопроса о бесправном положении "маленького человека", гуманный пафос петербургских повестей Гоголя знаменовали уже явление нового порядка, победу демократических тенденций в русской литературе.

Белинский отмечал, что Гоголь после изображения поэтической Малороссии "пошел искать поэзии в нравах среднего сословия в России. И, боже мой, какую глубокую и могучую поэзию нашел он тут!"^* Именно "нравы среднего сословия", мелких чиновников, разночинцев, художников, ремесленников, демократических слоев столицы и составили главное содержание цикла петербургских повестей. На прогрессивное значение этой демократической тематики, этой "поэзии жизни" простых маленьких людей указывал и Чернышевский. Возражая тем теоретикам, которые видели прекрасное не в жизни человека, а в "греческих статуях", Чернышевский писал: "Нет, человек не пошлость, а в холодных истуканах ваших меньше поэзии, нежели в Акакии Акакиевиче, радующемся на свою шинель и дивящемся, как можно носить такой редкий "капот", в каком ходил он до получения из рук Петровича своей чудной шинели"^**. Во имя идеала человека, того прекрасного человека, каким он представлялся писателю, освобожденного от грязи, уродства, несправедливости общественного строя, Гоголь показывает с горькой иронией, с безжалостным сатирическим разоблачением проявления враждебной простому человеку жизни господствующих классов.

^* (В. Г. Белинский, Полн. собр. соч, т. II, стр. 230.)

^** (Н. Г. Чернышевский, Статьи по эстетике, Л. 1939, стр. 180.)

Петербургские повести Гоголя создавались в годы появления первых произведений Бальзака, его "Гобсека", "Шагреневой кожи", "Евгении Гранде", обнаживших противоречия капиталистического строя, раскрывших эгоистическую сущность буржуазно-дворянского общества. Гоголь, независимо от Бальзака, на основе русской действительности создал картины такой большой социальной правды, такой беспощадности и в то же время типической рельефности, которые по праву делают его, наряду с Бальзаком, одним из зачинателей критики капиталистического строя.

Проникновение капиталистических отношений, растлевающее воздействие "корысти и надобности", аморальность и эгоизм, которые несло с собой вторжение этого торгашеского духа в патриархальный мир крепостнической России, уже было показано Гоголем в "Старосветских помещиках". Но там речь шла о распаде дворянской патриархальности. В условиях столичной, городской обстановки это проникновение буржуазно-капиталистических тенденций, ломавших старый порядок, приобретало иной характер. "Наш девятнадцатый век давно уже приобрел скучную физиономию банкира, наслаждающегося своими миллионами в виде цифр, выставленных на бумаге", - писал Гоголь в "Портрете". Этот меркантильный, торгашеский дух, это торжество "холодно-ужасного эгоизма" страшат писателя, определяя остроту его сатиры и в то же время трагизм восприятия им действительности.

Гениальная характеристика той перемены, которую принесла прежним патриархальным отношениям, сложившимся в феодальном обществе, буржуазия, дана Марксом и Энгельсом в "Коммунистическом манифесте": "Буржуазия, повсюду, где она достигла господства, разрушила все феодальные, патриархальные, идиллические отношения. Безжалостно разорвала она пестрые феодальные путы, привязывавшие человека к его "естественным повелителям", и не оставила между людьми никакой другой связи, кроме голого интереса, бессердечного "чистогана". В ледяной воде эгоистического расчета потопила она священный трепет религиозного экстаза, рыцарского энтузиазма, мещанской сентиментальности"^*. Как художник Гоголь чутко улавливал те процессы, те конфликты, которые назревали в современной действительности. Он резко обличал в своих повестях мир чиновной бюрократии, самые различные формы и проявления ее косной, антинародной сущности. Вместе с тем Гоголь безоговорочно осудил те тенденции капиталистического развития, которые уже сказались в русской действительности, сочетаясь с устойчивым "порядком" феодально-крепостнических отношений. Этим он служил передовым, демократическим идеям своей эпохи, эти стороны его творчества приветствовал и пропагандировал Белинский.

^* (К. Маркс и Ф. Энгельс, "Манифест коммунистической партии", Госполитиздат, 1949, стр. 35.)

Мечта о прекрасном человеке, о его моральном выпрямлении руководила писателем при создании этого цикла повестей, во многом связанного с теми мыслями, которые Гоголь высказывал в своих статьях в "Арабесках". Идеал такого человека писатель видел прежде всего в народе, создав в "Вечерах на хуторе" и, в особенности, в "Тарасе Бульбе" цельные и яркие образы людей из народа. Уже в конце своего творческого пути Гоголь сам сказал об этом основном, руководящем для него принципе его эстетики, его творчества. "...Венцом всех эстетических наслаждений во мне, - писал Гоголь в "Авторской исповеди", - осталось свойство восхищаться красотой души человека везде, где бы я ее ни встретил". Однако эта "красота души" человека в крепостническом, буржуазно-дворянском обществе была растоптана, изуродована безобразием действительности, несправедливостью социальных отношений, властью чина и богатства. Поэтому через все произведения писателя проходит эта мечта о "красоте души" человека, сочетающаяся с глубокой ненавистью и презрением ко всему, что его уродует, искажает его сущность.

В статье "Об архитектуре нынешнего времени" Гоголь писал о том, что XIX век принес измельчание культуры, забвение ее народных истоков. "Мы имеем чудный дар, - с горькой иронией писал Гоголь, - делать все ничтожным". В современном обществе "мысль человека раздробилась и устремилась на множество разных целей", благодаря чему он не способен создать ничего "истинновеликого, исполинского". В статье "Скульптура, живопись и музыка" Гоголь говорил о XIX веке, как веке "прихоти и наслаждений", в который "соблазнительная цепь утонченных изобретений роскоши" давит человека. Ему ненавистен бездушный и развращающий характер этого буржуазного века, его "холодно-ужасный эгоизм", "бесстыдство и наглость" "спекулятора". Обращаясь к "музыке" как облагораживающему и возвышающему человека гуманистическому началу, Гоголь восклицает: "О, будь же нашим хранителем, спасителем, музыка! Не оставляй нас! буди чаще наши меркантильные души!., гони, хотя на мгновение, этот холодно-ужасный эгоизм, силящийся овладеть нашим миром. Пусть, при могущественном ударе смычка твоего, смятенная душа грабителя почувствует, хотя на миг, угрызение совести, спекулятор растеряет свои расчеты, бесстыдство и наглость невольно выронит слезу пред созданием таланта".

Гуманизм Гоголя неразрывно связан с отрицанием существующего бесчеловечного порядка, с благородным негодованием писателя по адресу социального строя, обрекающего простого человека на униженное и бедственное положение. Эта социальная направленность гуманизма Гоголя определяет и реалистический показ общественных противоречий, подлости и мерзости господствующих классов крепостнического общества и забитости и трагической судьбы маленьких людей, стоящих на низших ступенях общественной лестницы. Во имя освобождения человека от произвола и безобразия этого господствующего "порядка", во имя его духовного выпрямления подымает свой протестующий голос писатель.