8

Величественные события народной борьбы, пафос национально-освободительной героики определили как конкретно-историческое содержание эпопеи Гоголя, так и ее художественные особенности. "Тарас Бульба" - героическая эпопея, которая по своей художественной структуре во многом отлична от других повестей "Миргорода". Здесь автор уже не скрывается за фигурой комически- простодушного рассказчика. Повествование осуществляется иными художественными средствами, чем в тех повестях "Миргорода", в которых речь идет о мелкой и пустой жизни провинциальных существователей. В "Тарасе Бульбе" Гоголь создает эпическое повествование, пользуясь формами стиля, в основном восходящими к народному творчеству.

Внутренняя архитектоника повествования в "Тарасе Бульбе" неизмеримо сложнее, чем в других повестях "Миргорода". Эпический характер повести определил и изменение облика рассказчика. Автор в ней выступает то как историк-летописец, сообщая сведения об исторических событиях, то как народный сказитель, слагающий "думу"-былину о подвигах своих героев, то как писатель- романтик, в патетико-эмоциональном тоне повествуя о преступной любви Андрия к польской панне. Эта множественность аспектов определяет и разнообразие стилистических средств, переходы от народно-песенного стиля к патетико-романтическому.

В своих исторических характеристиках и описаниях Гоголь прибегает к тому стилю, который с блеском проявлялся в его исторических статьях. Это не сухой и тяжеловесный слог современных ему историков, а яркие, поэтические характеристики, впечатляющие своей образностью, проникнутые эмоциональным отношением автора. Рассказывая о происхождении и обычаях казачества, Гоголь выступает не как бесстрастный летописец, а с горячим сочувствием передает эту вольную жизнь и талантливость народа, придавая сдержанному историческому повествованию поэтический и даже патетический характер. Внутренний пафос этого "летописного" рассказа необычайно оживляется чувством восхищения перед "вольным козаком". "Современные иноземцы, - сообщает Гоголь тоном беспристрастного летописца, - дивились тогда справедливо необыкновенным способностям его. Не было ремесла, которого бы не знал козак: накурить вина, снарядить телегу, намолоть пороху, справить кузнецкую, слесарную работу и, в прибавку к тому, гулять напропалую, пить и бражничать, как только может один русский, - все это было ему по плечу". Однако и в этом описании чувствуется восхищение автора разносторонней одаренностью и широтой характера запорожцев.

Тем самым подготавливается переход от скупого повествования автора-историка к художественно-поэтическому изображению картин народной жизни и самих героев повести в эпически-народном духе. Автор-историк сменяется здесь сказителем, близко стоящим к народной точке зрения, который повествует уже не книжным слогом, а языком народных песен и былин. Чем больше нарастает героический пафос событий, тем ближе становится самый стиль повествования к былинно-эпическому сказу, к языку народных песен-"дум" и былин. Автор здесь как бы сливается с народным мнением, говорит уже не как историк, а как очевидец, современник событий, слагая в честь своих героев своего рода лиро-эпическую песнь, подобно дружиннику-баяну, воспевшему поход Игоря.

Автор в "Тарасе Бульбе" не выступает как самостоятельное "я", а стремится слиться с самосознанием изображенной в повести среды. Ему одинаково близка и непоколебимая целеустремленность Тараса, и могучий дух вольности казачьего воинства, и горе старухи-матери, разлучаемой со своими сынами, и героический пафос битвы, в которой творят богатырские подвиги казаки, и народная скорбь по поводу гибели храбрецов, и гнев против предателя.

Самый строй речи повествователя приобретает торжественную простоту и в то же время песенно-эпический склад, с повтором глаголов-сказуемых, создающих ритмическую организованность фразы ("говорил", "кончил", "потрясал"), эпитетами песенно-былинного стиля ("седые головы", "старые очи"), с возвышенно-архаическим словарем.

Этот сказ, густо насыщенный песенными оборотами и образами, приближается по своей интонации и ритмической структуре к песенному, былинному строю, еще более подчеркивающему эпический характер произведения: "Как же вскинулись козаки! Как схватились все! Как закипел куренной атаман Кукубенко..." Это уже не индивидуальная речь автора, а народная дума, в которой конкретные исторические события приобретают гиперболически-обобщенный характер. Писатель полностью сливается здесь с народным сознанием, даже в строе своей мысли, в ее образном выражении, не отделяясь от народа.

В статье "О малороссийских песнях" Гоголь подчеркивал, что украинские песни и думы важнее книжных источников, потому что именно они донесли живое ощущение прошедших событий, потому что в них, а не в сухих хрониках и исторических исследованиях нашла свое выражение народная жизнь: "Песни малороссийские, - писал Гоголь, - могут вполне назваться историческими, потому что они не отрываются ни на миг от жизни и всегда верны тогдашней минуте и тогдашнему состоянию чувств. Везде проникает их, везде в них дышит эта широкая воля козацкой жизни. Везде видна та сила, радость, могущество, с какою козак бросает тишину и беспечность жизни домовитой, чтобы вдаться во всю поэзию битв, опасностей и разгульного пиршества с товарищами".

Исследователи творчества Гоголя довольно обстоятельно выяснили многочисленные переклички повести с народными украинскими "думами"^*. Помимо записей дум, собранных писателем лично, Гоголь пользовался сборниками украинских песен М. Максимовича ("Украинские народные песни", изданные М. Максимовичем, ч. I, М. 1827) и П. Лукашевича ("Малороссийские и червоно-русские народные думы и песни", СПБ. 1836). Сборник П. Лукашевича служил Гоголю подспорьем для второй редакции повести, из этого сборника заимствован, в частности, эпизод о Мосии Шило. Как было уже отмечено одним из первых исследователей стиля и языка Гоголя, проф. И. Мандельштамом, "Как эпический писатель, он (то есть Гоголь. - Н. С.) вносит такой элемент в язык описания, который в значительной мере приближает его к народному эпосу"^**. Эпичность речи сказалась и в самом строе сравнений и метафор, создаваемых по примеру народного эпоса. В них сочетается метафорическая смелость и живописная яркость словесных сопоставлений с развернутостью сравнений, чрезвычайной их конкретностью. Вот эпически-обобщенный облик задумавшегося Тараса: "Навесил он еще ниже на очи свои хмурые, исчерна-белые брови, подобные кустам, выросшим по высокому темени горы, которых верхушки вплоть занес иглистый северный иней". Еще более величественный народно-эпический образ дан при характеристике Тараса, оглушенного в неравном бою: "И грохнулся он, как подрубленный дуб, на землю. И туман покрыл его очи".

^* (См. кн. С. Машинского, Историческая повесть Гоголя, М. 1940, а также комментарии к "Тарасу Бульбе" во II т. Поли, собр. соч. Н. В. Гоголя, изд. АН СССР, М.-Л, 1937, стр. 723-726.)

^** (И. Мандельштам, О характере гоголевского стиля,

Гельсингфорс, 1902, стр. 153.)

Песенно-эпические формулы проходят через весь языковый состав повести, определяя ее стилевую тональность, придавая ей тот героический и эпический склад, который сказался и в ритмическом строении фраз, и в фразеологии, и в семантике. Поэтому-то как эпический рефрен ощущаются повторения и образы, непосредственно восходящие к песенной традиции. Народный, эпический характер "Тараса Бульбы", однако, не в отдельных фольклорных реминисценциях, не в стилизации фольклорных, песенных особенностей, а в самом осознании действительности автором, в народности внутреннего содержания эпопеи, которое и делало органичным и естественным широкое использование в ней песенных и былинных приемов, метафор, эпитетов, словаря.

Формы народного эпоса, украинских исторических песен ("дум"), русских былин, "Слова о полку Игореве" оттого и становятся столь близкими манере Гоголя, что они выражают героическое и эпическое начало повести. Удальство, бессребренничество, широта казачьей натуры неоднократно выступают в народных думах и песнях как основное свойство вольной жизни казачества. Напомним хотя бы популярную думу про казака Голоту, рисующую бессребренничество, вольнолюбие и широкий "размет" души казака:

 Був coбi козак Голота
 Не боявся нi огня, нi води, нi лиха, нi всякого болота. 

 А на ему шапка бiрка
 Iз верху дiрка, 
 Соломою шита, 
 А вiтром пiдбита, 
 А коло околицi нiчогiсенько катмаэ...*

^* (Исторические песни малорусского народа. С объяснениями Вл. Антоновича и М. Драгоманова, Киев, 1847, т. I, стр. 173.)

Многие черты образа Тараса Бульбы почерпнуты Гоголем в народных песнях, сохранивших благодарную память о борцах за независимость народа. Такова широко известная на Украине песня о Нечае, одном из излюбленных народных героев. Полковник Данило Нечай возглавил движение украинского казачества, не согласившись с миром, заключенным с Польшей, с так называемым Зборовским договором 1649 года. В думе о нем рассказывается, как Нечай бежит с пира, устроенного по случаю соглашения, и продолжает борьбу с польскими панами:

 Не вспiв козак, та не вспiв Нечай на коника спасти, 
 Як став ляхiв, як став панкiв, як снопики, класти, 
 Не вспiв козак, не вспiв Нечай на коника сiсти, 
 Як взяв ляшкiв, як став панкiв, як капусту, сiкти.

Подобно Нечаю Тарас Бульба так же продолжает борьбу с коренным гетманом Потоцким и польской шляхтой, не полагаясь на мир и не доверяя коварному врагу: "...Тарас гулял по всей Польше с своим полком, выжег восемнадцать местечек, близ сорока костелов и уже доходил до Кракова. Много избил он всякой шляхты, разграбил богатейшие и лучшие замки..." В битве с поляками Тарас показан таким же могучим былинным богатырем, как Нечай. Нечай бьется с поляками так, что

 Ой, як гляне козак Нечай на правую руку, - 
 Не вискочить кiнь козацкий iз лидською трупу! 
 Ой, як гляне козак Нечай та на лiвоэ плече, 
 За ним рiчка кровавая, що и конем не втече*.

^* (Украiнськi думи та пiснi iсторичнi, Вид. ДВУ, 1930, стр. 154.)

Сам Тарас также бьется с врагом, подобно былинному богатырю, "рубя в капусту встречных и поперечных".

Положительные, героические черты Тараса Бульбы - храбрость, мужество, преданность родине, решительность, твердость воли, духовную и физическую мощь - Гоголь передает средствами народно-эпической поэтики. Особенно яркое выражение это песенно-эпическое начало приобретает в сцене битвы под Дубно, когда Тарас ободряет казацкое войско своим богатырским кличем: "Есть ли еще порох в пороховницах? Не иступились ли сабли? Не утомилась ли козацкая сила? Не погнулись ли козаки?"

В своей повести Гоголь обращается не только к украинским думам, но и к великой патриотической эпопее русского и украинского народа, к "Слову о полку Игореве". В общности патриотического пафоса, в сходстве поэтических образов, в самом ведении повествования от лица представителя народа, мудрого певца, сходство "Тараса Бульбы" со "Словом". Со "Словом" повесть Гоголя сближает и самый стиль, художественный принцип эпического повествования, оттеняемого лирическими отступлениями автора. Подобно сказителю "Слова" Гоголь в торжественно патетических тонах повествует о героических событиях, о подвигах Тараса и его войска. Потому-то сама образная ткань повести, ее ритмический склад во многом перекликается с образной выразительностью и ритмической песенностью "Слова". Неоднократно сравнивает Гоголь битву с нивой: "Так, как будто и не бывало половины Незамайковского куреня! Как градом выбивает вокруг всю ниву, где, что полновесный червонец, красовался всякий колос, так их выбило и положило". Напомним описание в "Слове" битвы при Каяле: "С зарания до вечера, с вечера до света летят стрелы калеиыя, гримлют сабли о шеломы, трещат копия харалужныя в поле незнаеме, среди земли Половецкыи. Чръна земля под копыты костьми была посеяна, а кровию польяна; тугою взыдоша по Русской земли"^*. Таково и уподобление битвы пиру: "...ту кровавого вина недоста; тут пир докончаша храбрии русичи: сваты попоиша, а сами полегоша за землю Рускую". Это величественное сравнение находим и в эпопее Гоголя. У Гоголя старый Тарас: "Слышал он только, что был пир, сильный, шумный пир: вся перебита вдребезги посуда; нигде не осталось вина ни капли, расхитили гости и слуги все дорогие кубки и сосуды..."

^* (Слово о полку Игореве, "Academia", М. 1934, стр. 68.)

Образы Гоголя приобретают нередко гиперболически былинный характер, подчеркивающий героику повествования. Вот куренной атаман Кукубенко увидел "знатнейшего из панов": "...Кукубенко, взяв в обе руки свой тяжелый палаш, вогнал его ему в самые побледневшие уста. Вышиб два сахарные зуба палаш, рассек надвое язык, разбил горловой позвонок и вогнал далеко в землю". Здесь весь характер образов, самый гиперболизм их выдержаны в духе народного эпоса - и "побледневшие уста", и "сахарные зубы", и кровь хлынула "алая, как надречная калина".

Эпичность "Тараса Бульбы", его тесная связь с народным творчеством сказались и в песенных образах и сравнениях, щедро рассыпанных в повести, придающих ей народно-эпический колорит. Этот песенный стиль сочетает и героическую патетику, и лирическую задушевность, и с особенной полнотой выражает народно-патриотический пафос повести. Вспомним, какими человечными лирическими чертами наделена мать Остапа и Андрия - простая казачка, с ее горькой долей, с ее преданной; глубоко затаенной любовью к своим соколам-сыновьям. Этот образ матери-казачки непосредственно восходит к народному творчеству. Вот, например, как Гоголь, описывая горькую долю матери-казачки, ищущей среди прохожих своего сына, пользуется образами народной песни: "Не по одному козаку взрыдает старая мать, ударяя себя костистыми руками в дряхлые перси; не одна останется вдова в Глухове, Немирове, Чернигове и других городах". Этот плач перекликается с мотивами и образами песни из сборника "Украинских народных песен" М. Максимовича:

 У Глуховi, у городi стрiльнули з гармати, 
 Не по однiм козаченьку заплакала мати*.

^* (М. Максимович, Украинские народные песни, ч. 1, М. 1834, стр. 111.)

Яркими красками народной поэзии рисует Гоголь и быт Сечи, и характеры казаков, и батальные сцены. Он пользуется здесь не отдельными деталями и мотивами, а передает самый дух и характер народной жизни, с такой непосредственностью и полнотой сохраненный в "думах". Так, показывая молодецкую удаль казаков, всегдашнюю готовность их выступить на защиту Сечи, Гоголь говорит о том резерве "охочекомонных" (добровольцах) казаков, которые по призыву являются на войну: "...стоило только есаулам пройти по рынкам и площадям всех сел и местечек и прокричать во весь голос, ставши на телегу: "Эй, вы, пивники, броварники! полно вам пиво варить, да валяться по запечьям, да кормить своим жирным телом мух! Ступайте славы рыцарской и чести добиваться! Вы, плугари, гречкосеи, овцепасы, баболюбы! полно вам за плугом ходить да пачкать в землю свои желтые чоботы, да подбираться к жинкам и губить силу рыцарскую! Пора доставать козацкой славы!" Этот полный раздольной удали и лукавого юмора призыв восходит к думе про Ивася Коновченко, известной Гоголю по сборнику Пл. Лукашевича "Малороссийские и червонорусские народные думы и песни".

 Ой, на славной Украине, кликне-покликне
 Филоненко, Корсунский полковник, 
 На долину Черкень гуляти, 
 Славы войску рыцарства достати, 
 За веру християнськую одностойно стати: 
 "Которые козаки, то и мужики, 
 Не хотять по поле спотикаты, 
 За плугом спины ломати, 
 Жовтого сафьяна каляти, 
 Чорного едемана пылом набивати: 
 Славы бы войску рыцарства достали, 
 За веру християнськую одностойно стали!" 
 То есаулы у города ея засылали, 
 По улицам пробегали, 
 На винники, на лазники словами промолвляли: 
 "Вы грубники, вы лазники, 
 Вы броварники, вы винники: 
 Годi вам у винницях горшок курити, 
 По броварнях пив варити, 
 По лазнях лазень топити, 
 По грубам валятися, 
 Товстим видом мух годувати, 
 Сажi витирати, 
 Ходiмте за нами на долину Черкень погуляти!"*

^* (Пл. Лукашевич, Малороссийские и червонорусские народные думы и песни, СПБ. 1836, стр. 36-37.)

Былинно-эпическое повествование о славных подвигах казачества наиболее полно передается народнопоэтическими средствами, сравнениями и гиперболами. "Не погибнет ни одно великодушное дело, и не пропадет, как малая порошинка с ружейного дула, козацкая слава", - говорит Гоголь, повторяя поэтическую формулу народных дум: "Пропаде мов порошина з дула, тая козацкая слава, що по всему свиту дыбом стала" (Дума "Поход на поляков", сб. "Запорожская старина", Харьков 1833, ч. I, стр. 104). Гоголь широко пользуется устойчивыми образами народной поэзии, ее постоянными эпитетами. Таков, например, образ орла, выклевывающего очи убитого казака: "...Сложили честно козацкие тела и засыпали их свежею землею, чтобы не досталось воронам и хищным орлам выклевывать им очи". В думе "Побег трех братьев из Азова": "Стали тоди сизокрылые орли налитати, на черный кудри наступати, з лоба очи выдирати".

Эпичность, народность образов "Тараса Бульбы" сказалась с особенной полнотой в самом стиле и языке повести, тесно связанными с поэтикой и языком народных дум и песен. Дело не только в отдельных, неоднократно отмечавшихся текстуальных совпадениях, например, рассказа о Мосии Шиле с думой о Самойле Кишке или измены Андрия и думы об отступнике Тетеренке. Синтаксическое построение фразы, напевные ритмы, песенные интонации пронизывают ткань повести, становятся особенно певучими, песенными там, где речь идет о героических подвигах и деяниях героев повести. Как верно отмечает исследователь языка Гоголя Н. Ю. Шведова, "ритмический рисунок повести целиком опирается на ее синтаксические конструкции, на построение отдельных предложений и периодов"^*, придающих стилю Гоголя эпическое звучание, ритмическую песенность. Одним из наиболее частых и действенных приемов такой песенности стиля, ритмической организации фразы, является принцип повтора, наращения и усиления повторяющихся слов и интонаций.

^* (Н. Ю. Шведова, Принципы исторической стилизации в языке повести Гоголя "Тарас Бульба", сб. "Материалы и исследования по истории русского литературного языка", т. III, изд. АН СССР, 1953, стр. 54.)

Таким эпическим стилем описывается и сцена боя: "Уже не видно было за великим дымом, объявшим то и другое воинство, не видно было, как то одного, то другого не ставало в рядах; но чувствовали ляхи, что густо летели пули и жарко становилось дело; и, когда попятились назад, чтобы посторониться от дыма и оглядеться, то многих не досчитались в рядах своих". Мы видим здесь, как, казалось бы, громоздкий и длинный период со сложным синтаксическим построением становится музыкальным, песенным, приобретает ритмическую напевность. Повторения интонационных зачинов и одинаковых синтаксических оборотов определяют ритмическую закономерность прозы Гоголя: "Так и остался он...", "И так же выпустил дух свой...", "А уж там, сбоку, козак Метелиця...", "А уж там с другого напирает своими атаман Невелычкый", "...а у возов ворочает врага и бьется Закрутыгуба", "А у дальних возов третий Писаренко", "А уж там, у других возов, схватились и бьются на самых возах", "А уж упал с воза Бовдюг" и т. д.

Народно-песенный стиль повести выражен и в самой лексике ее, восходящей к народным думам, и в особенности подчеркнут песенными, постоянными эпитетами: "вражьи ляхи", "верный товарищ", "добрый козак", "горячая пуля", "стройный тополь", "вострый нож", "добрый конь", "сырая земля", "гибельная пика", "смертельные раны", "белые кости", "быстрые кони", "горькая доля", "сахарные зубы", "чистое поле", "лютая смерть", "добрая слава" и т. д. Эти так называемые "постоянные эпитеты" заимствованы Гоголем из народной поэзии, в первую очередь, из "дум" ("А все вражьи ляхи", "Битва на Желтых водах", "Всим был добрый козак", "Юрий Хмельницкий" и т. д.). Они окрашивают всю словесную ткань повести своим народно-песенным колоритом, подчеркивают родственность самого мировоззрения, выраженного в "Тарасе Бульбе", с народным мировоззрением. Как уже указывалось, в "Тарасе Бульбе" два разных стилевых начала: одно идет от фольклора, от народно-песенной стихии, другое от книжно-романтической традиции. Народно-поэтическая фразеология и составляет основу эпического стиля, его героическое и эпическое начало, тогда как книжно-романтическая поэтика противостоит этому народно-эпическому началу как стилевая система, с помощью которой рисуется чуждая автору аристократическая культура панской Польши.

К народно-поэтической фразеологии и семантике тяготеют и элементы украинского просторечия, подчеркивающие демократический характер повествования, вносящие в него яркие жизненно-бытовые черты, юмористические элементы. Язык "Тараса Бульбы" широко проникнут примесью украинизмов. Этим еще больше оттеняется народность произведения, его эпический замысел. У Белинского имеется тонкое замечание об этой народной выразительности языка: "Если бы из "Тараса Бульбы" сделать драму, я уверен, что в страшной сцене казни, когда старый казак на вопль сына: "Слышишь ли, батьку?" отвечает: "Слышу, сынку!", многие от души расхохотались бы... И в самом деле, не смешно ли иному благовоспитанному, милому и образованному чиновнику, который привык называть отца уже не то чтобы "тятенькою", но даже "папенькою", не смешно ли ему слышать это грубое, хохлацкое "батьку" и "сынку"?.."^* Белинский здесь правильно отметил те народные черты языка Гоголя, которые были чужды и новы для того чиновничье-"светского" жаргона, общепринятого в верхних слоях дворянского общества. Заслуга Гоголя и состояла в этой демократизации литературного языка и сближении его с народной речью.

^* (Белинский не совсем точно цитирует Гоголя, в тексте: "Батько! где ты? слышишь ли ты?" - "Слышу!" - раздалось среди всеобщей тишины..." В. Г. Белинский, Полн. собр. соч., т. VII, стр. 42. Несколько раньше Тарас говорит: "Добре, сынку, добре!")

Повествование в "Тарасе Бульбе" звучит, как песня бандуриста, как голос самого народа. Песенные зачины и отступления придают особо торжественный, величественный характер всему стилю повести: "Далече раскинутся чубатые головы с перекрученными и запекшимися в крови чубами и запущенными книзу усами. Будут, налетев, орлы выдирать и выдергивать из них козацкие очи. Но добро великое в таком широко и вольно разметавшемся смертном ночлеге! Не погибнет ни одно великодушное дело и не пропадет, как малая порошинка с ружейного дула, козацкая слава. Будет, будет бандурист, с седою по грудь бородою, а (может, еще полный зрелого мужества, но белоголовый старец, вещий духом, и скажет он про них свое густое, могучее слово. И пойдет дыбом по всему свету о них слава, и все, что ни народится потом, заговорит о них". В этом эпическом гимне казацкой славе говорится о бессмертии народа, о бессмертии подвига во имя народного счастья, о котором будет петь седой бандурист потомкам. И геройская гибель в неравном бою во имя родины не останется бесследной, а родит новые поколения борцов, ибо далеко разносится "могучее слово". Таким "могучим словом" и говорил Гоголь в "Тарасе Бульбе", словом народа, словом народных дум и песен.

Героический характер эпопеи Гоголя, эпическое изображение им борьбы народа за свою национальную независимость сделали "Тараса Бульбу" одним из наиболее замечательных произведений во всей мировой литературе. "Тарас Бульба" стал очень рано известен во всех европейских странах. В 1845-1846 годах он был переведен на французский; немецкий, английский, польский, болгарский, венгерский, чешский, итальянский языки. Героические образы повести Гоголя пробуждали народное самосознание, звучали в эпоху подъема национального освободительного движения в Европе, в первую очередь в таких странах как Чехия, Болгария, Венгрия.

Значение "Тараса Бульбы" в утверждении благородного положительного идеала патриотизма, мужества, преданности коллективу, в высокой оптимистичности и героическом пафосе этой эпопеи, которые объясняют ее огромное воздействие на последующее развитие русской литературы. Эпический образ Тараса Бульбы стал примером положительного героя, выражающего народные чаяния. Эта героическая основа повести, ее внутренний высокий драматизм, цельность характеров объясняют ее огромную популярность и воздействие не только на литературу, но и на живопись, музыку, театр. "Тарас Бульба" многократно инсценировался и ставился на сцене, послужил сюжетом для оперы Лысенко, неоднократно иллюстрировался крупнейшими художниками. Большое воздействие "Тарас Бульба" оказал и на советскую литературу, в частности на советский исторический роман. "Железный поток" А. Серафимовича, "Тихий Дон" М. Шолохова, "Степан Разин" С. Злобина, романы А. Чапыгина и многие другие свидетельствуют об этой жизненности художественной традиции героического эпоса Гоголя.