Срезневскому И. И., 6 марта 1834

СПб. Марта 6. 1834.

Ваше приятное для меня письмо я получил 2 марта. От всей души благодарю вас за вашу готовность помогать мне в труде моем и крепко пожимаю вашу руку. Вы правы: нам одинаково нужны материалы; но хотя бы ваша книга превратилась в Историю, мы и тогда бы не были соперниками. Я рад всему, что ни появляется о нашем крае. И если бы я узнал, что в эту минуту кто-нибудь готовит тоже Историю Украйны, я бы приостановил свое издание до тех пор, покаместь ему нужно для сбыта своей книги. Чем больше попыток и опытов, тем для меня лучше, тем моя История будет совершеннее. Я уверен, что в образе мыслей не встречусь с другими, денежной прибыли от нее не ищу - стало быть у меня нет соперников! Вы уже сделали мне важную услугу изданием Запорожской Старины. - Где выкопали вы столько сокровищ? Все думы, и особенно повести бандуристов ослепительно хороши. Из них только пять были мне известны прежде, прочие были для меня все - новость! Я к нашим летописям охладел, напрасно силясь в них отыскать то, что хотел бы отыскать. Нигде ничего о том времени, которое должно бы быть богаче всех событиями. Народ, которого вся жизнь состояла из движений, которого невольно (если бы он даже был совершенно недеятелен от природы) соседи, положение земли, опасность бытия выводили на дела и подвиги, этот народ... Я недоволен польскими историками, они очень мало говорят об этих подвигах; впрочем они могли знать хорошо только со времени унии, но и там ни одного летописца с нечерствою душою, мыслями. Если бы крымцы и турки имели литературу, я бы был уверен, что ни одного самостоятельного тогда народа в Европе не была бы так интересна история, как козаков. И потому-то каждый звук песни мне говорит живее о протекшем, нежели наши вялые и короткие летописи, если можно назвать летописями не современные записки, но поздние выписки, начавшиеся уже тогда, когда память уступила место забвению. Эти летописи похожи на хозяина, прибившего замок к своей конюшне, когда лошади уже были украдены. Хорошо еще, если между ними попадались с резкою физиономией, с характером: как, например, Кониский, который выхватил хоть горсть преданий и знал о чем он пишет. Но все другие так пусты, так бесцветны! и вместо того, чтобы дослушиваться к умирающему голосу последних воспоминаний, они обезьянски переписывали друг у друга вырванные листки не происшествий, а разве оглавления происшествий. Если бы наш край не имел такого богатства песень - я бы никогда не писал Истории его, потому что я не постигнул бы и не имел понятия о прошедшем, или История моя была бы совершенно не то, что я думаю с нею сделать теперь. Эти-то песни заставили меня с жадностью читать все летописи и лоскутки какого бы то ни было вздору. Я имел случай многие перечесть и, к сожалению, пропустил случай многие переписать. Из означенных вами в Запорожской Старине мне неизвестны две: Пространная повесть об Украине до смерти Хмельницкого. Заглавие этой рукописи мне показалось незнакомым. Уведомите меня, имеется ли в ней что-нибудь новое против летописей Кониского, Шафонского, Ригельмана^*? если на мое счастье в ней окажется новое, то я буду надеяться на снихождение ваше и попрошу вас отдать ее теперь же понемногу переписывать. Мне^** хочется иметь ее всю, тогда я могу в ней отыскать может быть другими незамеченное или не казавшееся важным, что случалось со мною довольно часто. Я очень знаю, что наши списки летописей^*** иногда между собою разнят: у одних выпущено что-нибудь и у других прибавлено. Иногда одна прибавка стоит всей летописи. Потому-то я имею и стараюсь иметь по нескольку списков. Для этого-то я и не означал, какие находятся у меня материалы, зная, что тогда я не получу многих списков^****. Печатные есть у меня почти все те, которыми пользовался Бандыш-Каменский. Песен я знаю и имею много. Около 150 песен я отдал прошлый год Максимовичу, совершенно ему неизвестных. После того я приобрел еще около 150. У Максимовича теперь уже 1200. Но я бьюсь об чем угодно, что теперь же еще можно сыскать в каждом хуторе, подальше от большой дороги и разврата, десятка два неизвестных другому хутору. Если я управлюсь с моими делами, то, может быть, летом буду в Малороссию и буду благодарить вас, может быть, лично за ваше радушие и готовность. А между тем ожидаю с нетерпением страшным выхода в свет вашей Старины 3 и 4 книжки. Я уверен, что там будет много для меня пищи. Но - до следующего письма! Я хотел вам еще о чем-то писать, но небольшой случай перебил^***** мои мысли.

^* (Далее было: и других)

^** (Мне в таком случае)

^*** (наши летописи под теми же именами)

^**** (Далее начато: с находящихся)

^***** (перебил сейчас)

Чувствуя вполне ваше благорасположение, остаюсь всегда Вашим покорнейшим и благодарным слугою

Н. Гоголь.

192. И. И. Срезневскому. Комментарии

Впервые напечатано В. И. Срезневским: "Николай Васильевич Гоголь в переписке с Измаилом Ивановичем Срезневским в 1834-1835 гг.", "Русская Старина" 1892, № 3, стр. 756-758.

- Измаил Иванович Срезневский (1812-1880), - впоследствии профессор и академик, - славист, автор многочисленных работ по изучению памятников древне-русского и славянских языков, - свою научную деятельность начал в первой половине 30-х годов с собирания и публикации материалов по истории Украины, украинскому фольклору, литературе и т. д. Часть собранных песен он опубликовал в изданном им "Украинском альманахе" (Харьков, 1831); в 1833-1836 гг. он издал шесть книжек "Запорожской Старины", содержавших разнообразный фольклорный и исторический материал.

Общность интересов обусловила и личное знакомство Гоголя с Срезневским. Прочтя в "Северной Пчеле" объявление Гоголя, И. И. Срезневский 16 февраля 1834 г. первый написал Гоголю ("Русская Старина" 1892, № 3, стр. 754). В письме этом Срезневский, рекомендуясь Гоголю как издатель "Запорожской Старины", излагал вкратце задачи своего издания. Ответом на это письмо явилось письмо Гоголя от 6 марта 1834 г. Знакомство обоих корреспондентов произошло в 1839 г., когда Срезневский, отправляясь в путешествие по славянским землям, несколько дней провел в Москве. 7 октября 1839 г., в письме к матери, Срезневский сообщал о визите к М. П. Погодину и давал характеристику Гоголя: "Очень молодой человек, хорошенький собою, умненький, любящий всё славянское, всё малороссийское, но с первого виду мало обещающий" ("Путевые письма Измаила Ивановича Срезневского из славянских земель, 1839-1842", - СПб., 1895, стр. 15). После этой первой встречи произошло еще несколько.

- Кониский - имеется в виду "История Русов", приписывавшаяся Георгию Конискому, архиеп. Белорусскому (1718-1795), на самом же деле составленная в конце XVIII - нач. XIX века Григорием Андреевичем Полетикой или его сыном Василием. См. комментарий к "Тарасу Бульбе" (т. II настоящего издания) и к "Гетьману" (т. III).

- ... летописей ... Шафонского, Ригельмана - Афанасий Шафонский, председатель Уголовной палаты Черниговского наместничества, составил в 1786 г. "Черниговского наместничества топографическое описание, с кратким географическим и историческим описанием Малыя России"; "описание" это, содержащее ценные сведения об Украине XVIII в., было опубликовано лишь в 1851 г., но и до того получило распространение в списках. Следы знакомства с Шафонским есть в "Вии" (быт бурсы).

- А. Ригельман - Крупный украинский помещик, в течение многих лет (1778-1786) работал над "Летописным повествованием о Малой России и ее народе и козаках вообще", изданным в 1846 г., но распространенным и раньше в списках. "Летописным повествованием" Гоголь пользовался при работе над "Тарасом Бульбою" (см. комментарий в т. II настоящего издания).

- Пространная повесть об Украине до смерти Хмельницкого - о ней упоминает Срезневский в предисловии ко II кн. "Запорожской Старины" (стр. 10), перечисляя рукописные источники, которыми он пользовался для своих примечаний.

- Бандыш-Каменский - вместо правильного Бантыш-Каменский; имеется в виду "История Малой России со времен присоединения оной к Российскому Государству при царе Алексее Михайловиче, с кратким обозрением первобытного состояния сего края" Д. Н. Бантыша-Каменского (М. 1822, 4 тома; изд. 2-е, СПб., 1830, 3 тома).