Гоголь М. И., 16 апреля 1831

С.-Петербург. 16 апреля <1831>.

Благодарю вас, добрая и почтеннейшая маминька, за присланные вами деньги. Чувствую, скольких трудов стоило вам собрать их, и заране радуюсь, предвидя впереди возможность несколько вознаградить вас. Я вам обещал в этом году потребовать от вас 500 рублей, как последние, после чего я уже не буду иметь права просить у вас. И это обещание выполнил бы непременно, хотя бы обстоятельства мои и не приняли теперешнего оборота. В июле месяце я ожидаю снова от вас двух сот пятидесяти рублей, после чего будьте совершенно спокойны. В 1832-м году буду иметь возможность приехать к вам, не принесши вам никаких издержек, а в 33-м, в свою очередь, помочь вам. Правда, долго, но нечего делать - нужно иметь твердость и терпенье всегда при себе.

Я было вздумал захворать геморроидами и почел ее бог знает какою опасною^* болезнию. Но после узнал, что нет в Петербурге ни одного человека, который бы не имел её. Доктора советовали мне меньше сидеть на одном месте. Этому случаю я душевно был рад: оставить через то ничтожную мою службу, ничтожную, я полагаю, для меня, потому что иной, бог знает, за какое благополучие почел бы занять оставленное мною место. Но путь у меня другой, дорога прямее, и в душе более силы итти твердым шагом. Я мог бы остаться теперь без места, если бы не показал уже несколько себя. Государиня приказала читать мне в находящемся в ее ведении институте благородных девиц^**. Впрочем вы не думайте, чтобы это много значило. Вся выгода в том, что я теперь немного больше известен, что лекции мои мало по малу заставляют говорить обо мне, и главное, что имею гораздо более свободного времени: вместо мучительного сидения по целым утрам, вместо 42-х часов в неделю, я занимаю теперь 6, между тем как жалованье даже немного более^***; вместо глупой, бестолковой работы, которой ничтожность я всегда ненавидел, занятия мои теперь составляют неизъяснимые для души удовольствия. Осенью поступит ко мне Екатерининский институт и еще два заведения; тогда я буду занимать 20 часов и жалованья буду получать вчетверо более теперешнего^****. Но между тем занятия мои, которые еще большую принесут мне известность, совершаются мною в тиши, в моей уединенной комнатке: для них теперь времени много.

^* (опасною вписано.)

^** (Далее начато: занят я теперь)

^*** (между тем ~ более вписано.)

^**** (Далее начато: Чины идут)

Но я наскучил вам рассказами об себе. Человек, как, кажется, с виду ни исполнен самоотвержения, а всегда на деле эгоист, всегда охотнее заговаривается о себе самом... Всегда ли вы бываете здоровы? Ради бога, веселитесь побольше, это одно и самое верное лекарство против всех болезней. А мне кажется, в деревне, в домашнем кругу, столько можно найти удовольствий и веселости, каких не представит ни одна столица; нужно только уметь находить их. Труд, но только спокойный, полезный, без хлопот, суетливости и поспешности, всегда имеет неразлучную себе спутницу - веселость. Я не знаю, как могут люди жаловаться на скуку! Эти люди всегда недостойны названия людей. Я теперь, более нежели когда-либо, тружусь, и более нежели когда-либо, весел. Спокойствие в моей груди величайшее... Но я опять заговорил о себе. Опасайтесь как можно более людей, которые набиваются^* сами помогать в хозяйстве, особливо если они успели запятнать себя дурными поступками, мотовством и совершенным незнанием хозяйства, несмотря на свою всегдашнюю хвастливость. Если у вас есть кому заняться на досуге, я бы очень желал иметь план нынешнего двора нашего, конюшен. Как приеду, ничего2 не узнаю: всё новое для меня. План этот можно сделать просто карандашом, не наблюдая слишком точной верности3; также теперешний фасад дома. Какова-то, думаю часто4, комната для моего приезда? Вы ничего не сказали о внутреннем убранстве дома, достоинство которого должна быть наивозможнейшая простота и дешевизна. Наши помещики большею частию заражены все каким-то восточным великолепием: держут кучу прислужников, покупают продукты, которые весьма можно заменить домашними, и дивятся, что не удаются им прожекты и новые предприятия, когда они между тем не умеют даже завести порядка в своем дворе и доме, не умеют сделать так, чтобы расход не превышал прихода. Это всё равно, если бы кто, сложив на живую нитку кое-как фундамент, начал бы на оном выводить огромные стены здания и после стал бы сердиться, что оно валится. О, домоводство великое дело! Я бы непременно послал многих помещиков учиться в Петербург. Они бы увидели, как всем огромным двором и домом управляет один человек, и всё в величайшем порядке; как знатные люди знают совершенно всё, что делается в имениях их, издерживают менее многих незнатных и в кругу своего семейства гораздо более находят удовольствия, нежели в клубах и балах. Не удивительно, что богатства их возрастают беспрестанно. Более всего удивлялся я уму здешних знатных дам (лестным для меня дружеством некоторых мне удалось пользоваться5). Они, можно сказать, еще вдвое образованнее мужей своих. Никогда не думал я, чтобы1 женщина (исключение я прежде делал для одних вас только), чтобы женщина могла иметь столько самоотвержения, столько любви к своим детям, чтобы, отказываясь от всех посещений и даже зазывов во дворец, посвящать и проводить с ними всё время. И это здесь делает большая часть из них. Я часто думаю, что, если бы одна из них решилась на время приехать в Малороссию пожить^**, она бы тотчас прослыла гордою, недоступною, и никто бы не понял, какой драгоценный бриллиант переселился к ним. Нигде столько не скупы на знакомство, как здесь. Круг знакомых всегда бывает тесен; но зато знакомые все соединены между собою неразрывно, за то знакомые выбираются с величайшею разборчивостью, так чтобы ни один из них не был в тягость и каждый мог доставить приятное <и> полезное общество. Кстати о знакомых. Здоровы ли наши добрые соседи? Моя бесценная сестрица Мария, а также и сестрица Александра Федоровна^***, мои красавицы Лиза и Анна? Кажется, я когда-то писал вам известить меня о делах Пет. Фед. Цуревского. Пошел ли его завод в прок? Я чрезвычайно любопытен знать состояние земляков наших, которых беспрестанные разорения имений чрезвычайно трогают меня. Часто на досуге раздумываю о средствах^****, какие могут найтиться для того, чтобы вывесть их на прямую дорогу, и если со временем удастся что-нибудь сделать для нашей общей пользы, то почту себя наисчастливейшим человеком...

^* (берутся)

^** (ничего этого)

^*** (никакой верности)

^**** (часто сам про себя)

Ваш верный и послушный^* сын Н. Гоголь.

^* (Дружеством некоторых из них я пользуюсь)

Всем родным и знакомым поклон. Извините, что не присылаю книг теперь. При следующем письме надеюсь поправить этот пропуск. Сестрице Марии не пишу потому, [что должен бы был говорить о часто поминаемом ею в письме поляке, а они теперь люди подозрительные. Адрес мой <3-4 нрзб> Институт благородных девиц <нрзб>].

105. М. И. Гоголь. Комментарии

Отрывки впервые напечатаны в "Записках", I, стр. 97-98; всё письмо - в "Сочинениях и письмах", V, стр. 129-132.

Кулиш сделал к этому письму ложное примечание, принятое на веру Шенроком: "конец письма потерян". Письмо сохранилось полностью, но последние строки письма в подлиннике густо зачеркнуты - кем неизвестно.

- Государыня приказала читать мне в .... институте благородных девиц. - 6 февраля 1831 г. начальница Патриотического института, основываясь на том, что "инспектор классов П. А. Плетнев, рекомендующий сего чиновника, свидетельствует об его способностях и благонадежности", возбудила ходатайство о назначении Гоголя преподавателем истории младшим воспитанницам института с жалованием в 400 р. в год. Как все женские институты, Патриотический институт находился под попечительством императрицы Александры Федоровны, утверждавшей и назначения преподавателей институтов. 9 февраля 1831 г. на ходатайство начальницы Патриотического института последовал ответ статс-секретаря Н. М. Лонгинова: "Ее императорское величество, соизволяя на сие представление, повелевает допустить г. Бюля <sic!> к преподаванию". (Так в подлиннике [ЛОИА].) 10 марта 1831 г. Гоголь уже назначен "старшим учителем истории в чине титулярного советника" (Н. Белозерская, стр. 749-750, и "Н. В. Гоголь. Материалы и исследования", I, стр. 300-301).

- Осенью поступит ко мне Екатерининский институт ... - Преподавание Гоголя в Екатерининском институте и еще в "двух заведениях" не осуществилось.

- ... удивлялся я уму здешних знатных дам ... - К весне 1831 г. Гоголь, давая частные уроки, бывал в домах кн. А. В. Васильчикова, П. И. Балабина, Н. М. Лонгинова. Гоголь был в хороших отношениях с кн. А. И. Васильчиковой и В. О. Балабиной; в доме же Лонгинова, статс-секретаря, заведывавшего женскими институтами, Гоголь, как рассказывает его бывший ученик М. Н. Лонгинов, - "скоро и легко сделался коротким знакомым матушки" (М. Н. Лонгинов, "Воспоминания о Гоголе", Сочинения, том I, М. 1915, стр. 68).

- Петр Федорович Цюревский - помещик, ближайший сосед Гоголей по имению, родственник А. С. Данилевского. Цюревский пытался завести селитряный завод.

- "Поляк" - П. О. Трушковский, впоследствии муж М. В. Гоголь. Последней (впервые публикуемой) фразой письма, подсмеиваясь над увлечением сестры, Гоголь намекает на польское восстание 1831 г.