Гоголь М. И., 19 декабря 1830

Декабря 19 дня, 1830 <Петербург>.

Чувствительно благодарю вас, почтеннейшая маминька, за присланные вами деньги сто рублей. Верьте, что я знаю им цену: могу ли я что-либо из них употребить на ненужное, когда на каждой из сих ассигнаций читаю я те величайшие труды, с которыми оне достаются вам. Давно уже меня занимает одна и та же мысль - доставить вам в этом отношении облегчение. Мои удвоившиеся труды, мои успешные занятия и лестное внимание ко мне, - всё заставляет меня думать, что участь моя к моему и вашему удовольствию переменится, и в наступающем 1831 году, с которым заблаговременно поздравляю вас, желая счастия и всегдашнего здоровья, предвижу я для себя много хорошего. Будьте спокойны на мой счет и не слушайте никаких глупостей, разносимых ничтожными людьми. Прежде нежели вы решитесь верить человеку, рассмотрите наперед его внимательнее, достоин ли он того, чтобы верить ему. Человека, о котором вы говорите, я довольно хорошо знаю, хотя никогда не бывал коротко знаком с ним. О моих великих дарованиях и о добром сердце он не имеет никакого права говорить: о первых он не имеет понятия, второго не имел случая узнать. Если же он называет меня чудаком, потому что я избегал короткого обхождения с ним, то этакого чудака он должен встретить во всяком порядочном человеке. Занятий же у меня так много, что мне редко достается переговорить даже с теми людьми, которых я истинно уважаю, и потому мне некогда было уделять времени собакам. Но чтобы решиться сделать подобный глупый поступок с Кутузовым, для этого нужно быть человеком, просто сумасшедшим, или не получившим совершенно никакого образования. Если бы я даже не был знаком с Кутузовым, я бы и тогда не отказал ему в уважении, зная его достоинство и услуги, оказанные им своему отечеству. Если бы вовсе незнакомый человек поклонился мне, хотя бы даже это был простой ремесленник или слуга, я бы отплатил ему тем же, потому что этого требуют правила учтивости и вежливости. Мне очень больно, что я принужден вам говорить об этом человеке, потому что я не люблю расславлять худого про кого бы то ни было, но вы сами заставили меня. Я отвечал сначала молчанием на расспросы о нем^* сестрицы моей и вовсе не хотел говорить о нем. Когда он у меня просил письма к вам^**, при отъезде своем отсюда (где он так славно окончил карьер свой) я не дал ему, потому что в письме должен бы был рекомендовать вам его с хорошей стороны и впоследствии вы бы, может быть, пеняли на меня, что я доставил вам такое знакомство. Теперь вы имеете случай узнать его сами и увидеть, что он за цаца.

^* (о нем вписано.)

^** (Далее начато: я ждал)

Все эти сплетни от таких людей^* мне столько же приносят неудовольствия, сколько может принесть его неважное^** ни для кого происшествие. Но мне больно то, что вы сами, маминька, обо мне говорите худое. Я здесь разумею письмо ваше, писанное вами пред этим. Вы мне приписываете те сочинения, которых бы я никогда не признал своими ни за какие деньги. Зачем марать мое доброе, еще не запятнанное ничем имя? Если вы так мало знаете меня, что нашли в этих сочинениях мой дух, мой образ мыслей, то вы слишком худого мнения обо мне. Неужели я заслужил его от вас? Вы бы по крайней мере обратились к какому-нибудь человеку, которому известен ход нашей литературы; тот бы вам сказал, что отрывки из комедии Светский Быт были помещаемы три года назад тому, когда я был еще в Нежине, в журналах и альманахах, с полною подписью автора: Павел Свиньин, от которого я получил и роман Якуб Скупалов. Сфера действия этого романа во глубине России, где до сих пор еще и нога моя не была. Если бы я писал что-нибудь в этом роде, то верно бы я избрал для этого Малороссию, которую я знаю, нежели страны и людей, которых я не знаю ни нравов, ни обычаев, ни занятий. Но главное скажите: встретили ли вы хотя одну мысль, хотя одно чувство, принадлежащее мне? Третью же, самую глупейшую статью я принужден был теперь только прочитать нарочно. Что вы нашли моего в этом Лоскутке бумаги? и я, посвятивший себя всего пользе, обработывающий себя в тишине для благородных подвигов, пущусь писать подобные глупости, унижусь до того, чтобы описывать презренную жизнь каких-то низких тварей, и таким площадным, вялым слогом, буду способен на такое низкое дело, буду столько неблагодарен, черен душою, чтобы позабыть мою редкую мать, моих сестер^***, моих родственников, жертвовавших для меня последним, для какой-нибудь девчонки. Даже имя, подписанное под этой статьею, не похоже на мое - там, если не ошибаюсь, написано: В. Б-в. Зная, что вы мне не поверите без доказательства (я не знаю, чем я утратил ваше ко мне доверие; я вам говорил, что вы не встретите в посылаемом вам журнале ничего моего, вы мне не поверили), я старался всеми силами узнать имя автора этой пьесы, и наконец узнал, что с моей стороны и не хорошо, потому что автор сам, может быть, чувствовал глупость этой статьи и не выставил полного своего имени, а я принужден объявить: это некто Владимир Бурнашев, служащий здесь, говорят, даже хороший молодой человек.

^* (от таких людей вписано.)

^** (ничтожное)

^*** (мою сестру)

Но чувствую, что я заговорился много об пустяках и мое оправданье походит даже несколько на выговор. Простите, великодушная моя маминька, оскорбленному некоторого рода самолюбию, которое таится у всякого человека и заставляет его защищать себя от часто несправедливо возводимых худых качеств. Верьте, бесценная маминька, единственный правдивый друг мой (я думаю, что я должен называть вас^* другом; я думаю, никто в мире не счастливее меня, имея такое^** неоцененное благо), что все мои желания, все мои мысли ограничиваются доставлением вам утешения и забвения всех угнетавших вас горестей.

^* (извините, что называю вас)

^** (Было начато: имея такого)

С каковыми чувствами и пребуду^* век вашим послушнейшим и нежно вас любящим сыном

Н. Гоголь.

^* (пребываю)

Милая сестрица!

Благодарю тебя, друг мой, за твою приписочку и за воспоминание частое обо мне. Я не знаю только, почему ты думаешь, как о несбыточной вещи, о нашем свидании. Верь, милый друг мой, что мы непременно увидимся с тобою и раньше нежели ты думаешь. Если только я буду иметь возможность приехать домой к вам на свой счет, не доставя вам никаких издержек, то это будет мое первое дело и долг поблагодарить вас лично за ваши великодушные пожертвования для меня. Не могу тебе объяснить, как я рад счастью милой и доброй сестрицы нашей Александры Федоровны. От всей души желаю ей продолжение его на всю жизнь. Она его достойна по своей доброй, кроткой и прекрасной душе. Подарок мой, милая моя сестрица, носили ли бы его или нет, я всегда буду носить на себе, если тебе только вздумается прислать его.

Целую несчетно моих прелестных сестриц и горю нетерпением видеть их. Бабушкам, дедушке, всем родственникам, знакомым и всем, кто только помнит обо мне, поклон.

103. М. И. Гоголь. Комментарии

Отрывок впервые напечатан в "Записках", I, стр. 97; всё письмо - в "Сочинениях и письмах", V, стр. 122-126.

- ... всё заставляет меня думать, что участь моя переменится. - Кроме надежд на продвижение по службе, у Гоголя в конце 1830 г. увеличились надежды на литературные успехи: осенью этого года А. А. Дельвиг принял в свой альманах "Северные Цветы" - "Главу из исторического романа" (цензурное разрешение альманаха 18 декабря), тогда же приняты в "Литературную Газету" отрывок "Учитель" и статья "Несколько мыслей о преподавании детям географии" (обе статьи появились в № 1 "Литературной Газеты" за 1831, вышедшем 16 января).

- Человека, о котором вы говорите, я довольно хорошо знаю ... - Возможно, что этим "человеком" был троюродный брат Гоголя - Степан Меркурьевич Яновский, сын священника Меркурия Кирилловича Яновского.

- Вы мне приписываете те сочинения, которые бы я никогда не признал своими. - После получения от Гоголя "Отечественных Записок", где была помещена, без подписи, его повесть "Басаврюк", М. И. Гоголь принимала сочинения самых разнообразных авторов за сочинения сына.

- ... Отрывки из комедии "Светский быт" ... - Отрывки из комедии в стихах П. П. Свиньина "Светский быт" печатались в получаемых М. И. Гоголь "Отечественных Записках" 1830 г. № 117 (январь), № 119 (март), № 121 (май). Отрывки печатались без подписи автора, что давало М. И. Гоголь возможность приписать их сыну. Комедия направлена против приверженности высшего общества ко всему иноземному. Несколько сцен той же комедии появились в том же 1830 г. в альманахе "Радуга"; сцены, помещенные в альманахе, подписаны "П. Свиньин".

- ... роман Ягуб Скупалов. - В письме к матери от 2 апреля Гоголь, посылая ей нововышедший роман, присовокупляет, что он подарен ему "самим автором". В настоящем письме Гоголь называет этого автора: "Павел Свиньин, от которого я получил и роман Ягуб Скупалов". Но у Свиньина такого романа нет. "Ягуб Скупалов, или исправленный муж. Нравственно-сатирический роман. 4 части. Москва. 1830 года" вышел без имени автора. Автором его был Александр Карлович Бошняк (1787-1831), как свидетельствует его биограф, протоиерей М. Я. Диев (А. А. Титов, "Словарь писателей духовн. и светск. чина Костромской губ.", М., 1892, стр. 11; С. Венгеров, Критико-биограф. словарь русских писателей и ученых, т. VI. СПб., 1897-1904, стр. 297-299). В литературе Бошняк известен своими "Дневными записками путешествия в разные области западной и полуденной России" (2 ч., М., 1820). Но известность Бошняку дало не его писательство, а его провокаторская роль в раскрытии заговора декабристов и участие в тайном шпионаже за Пушкиным. Продолжая свою службу тайного агента в дни польского восстания 1831 г., Бошняк был убит, как признавала и официальная реляция, "за открытие в 1825 г. заговора" (А. Титов, назв. соч.; "Алфавит декабристов", под ред. Б. Л. Модзалевского и А. А. Сиверса, Л., 1925, стр. 41-42, 286; Б. Л. Модзалевский, "Пушкин под тайным надзором", СПб., 1922, стр. 13-16).

В 1828-1829 гг., во время войны с Турцией, Бошняк занимал пост вице-президента Молдаво-Валахского дивана (совета). Нет известий, чтобы в начале 1830 г. (март) он был в Петербурге. Факт личного знакомства Гоголя с Бошняком исключается. Свиньин и на этот раз оправдал славу лжеца, упроченную за ним А. Е. Измайловым (басня "Лгун", 1824) и А. С. Пушкиным (сказочка "Маленький лжец", программа комедии о ревизоре), приписав себе роман Бошняка, изданный анонимно.

- Третью же, самую глупейшую статью я принужден был теперь только прочитать нарочно. - Подписанный под "глупейшей статьей" псевдоним "В. Б-в", действительно, принадлежал писателю и агроному Владимиру Павловичу Бурнашеву (1812-1888). Служа с 1828 г. в Министерстве финансов в Департаменте внешней торговли и т. д., Бурнашев был вхож в литературные круги А. Ф. Воейкова, издававшего "Литературные прибавления к Русскому Инвалиду" (с 1830 г.), Булгарина и Греча, издателей "Северной Пчелы" (с 1832 г.) (см. его воспоминания: "Мое знакомство с А. Ф. Воейковым", "Русский Вестник" 1871, тт. 95 и 96; "Четверги у Греча", "Заря" 1871, кн 4). Бурнашев был знаком и с Гоголем (через нежинского товарища Гоголя, В. И. Любича-Романовича) в первые годы петербургской жизни Гоголя (данные архива [ПД]).

Возбудивший негодование Гоголя какой-то "лоскуток бумаги", принадлежавший перу Бурнашева (так печаталось это место Кулишом и Шенроком), на самом деле есть заглавие его очерка. В № 122 "Отечественных Записок" (июнь 1830 года), в отделе "Смеси", находим под общим заглавием "Умористика. Катон 19 века", три очерка: 1) "Лоскуток бумаги", 2) "Отнятие надежды", 3) "Объяснение". Заключение. Подпись: "Вл. Б-в".

Возможно, что "Лоскуток бумаги" Бурнашева вызвал негодование Гоголя не только пошлостью тона и нелепостью содержания, но и тем, что М. И. Гоголь, признав автором "Лоскутка" своего сына, приняла очерк за изображение жизни сына-чиновника в Петербурге. Если это так, становятся понятны следующие негодующие слова в письме Гоголя: "Буду .... столько неблагодарен, черен душою, чтобы позабыть мою редкую мать, моих сестер ...., жертвовавших для меня последним, для какой-нибудь девчонки". Эта "девчонка" - "Анета" рассказа Бурнашева, к ногам которой герой рассказа, молодой чиновник повергает денежную награду по службе.

Начиная со слов "Милая сестрица!" - следует приписка, обращенная к М. В. Гоголь.

Марья Васильевна Гоголь (1811-1844), старшая сестра Гоголя, была ближе всех сестер к нему по годам, воспитанию и по воспоминаниям детства. Упоминания М. В. Гоголь о брате в письмах к матери из Богдановки, где она училась в пансионе Арендт, отличаются неизменной сердечностью. Гоголь из Нежина посылал сестре литературные новинки. В декабре 1827 г. Гоголь предлагал матери разделить принадлежавшую ему часть имения поровну со старшей сестрой. В 1829-1831 гг. М. В. Гоголь, по поручению брата, довольно прилежно собирала и записывала для него народные песни и сказки.