Департамент

Посреди комнаты радостно-смущенный Акакий Акакиевич, вокруг чиновники. Они разглядывают новую шинель.

Первый чиновник. Ура!.. Капота более не существует! Ура!

Второй чиновник. Поздравляем! Поздравляем!

Третий чиновник. Это дело нужно вспрыснуть!

Первый чиновник. Разумеется, вспрыснуть, и нынче же!

Акакий Акакиевич (испугавшись). Я, господа, того... Это, того, совсем не новая шинель. Это, господа, так, того... Это старая шинель.

Первый чиновник. Да полно, полно!

Второй чиновник. Так и быть, я вместо Акакия Акакиевича даю вечер и прошу ко мне сегодня на чай: я же, как нарочно, сегодня именинник.

Чиновники (вместе). Поздравляем! Браво, браво!

Затемнение.

Перед занавесом.

Автор. Этот весь день был для Акакия Акакиевича точно самый большой торжественный праздник. Пообедал он весело и после обеда уж ничего не писал, никаких бумаг, а так немножко посибаритствовал на постели, пока не потемнело. Потом, не затягивая дела, оделся, надел на плечи шинель и вышел на улицу. Где именно жил пригласивший чиновник, к сожалению, не можем сказать: память начинает нам сильно изменять, и все что ни есть в Петербурге, все улицы и дома слились и смешались так в голове, что весьма трудно достать оттуда что-нибудь в порядочном виде. Как бы то ни было, но верно по крайней мере то, что чиновник жил в лучшей части города. Помощник столоначальника жил на большую ногу; на лестнице светил фонарь, квартира была во втором этаже. Шум, говор и толпа людей - все это было как-то чудно Акакию Акакиевичу. Подали ужин и шампанского. Акакия Акакиевича заставили выпить два бокала, после которых он почувствовал, что в комнате сделалось веселее, однако ж никак не мог позабыть, что уже двенадцать часов и что давно пора домой. Чтобы как- нибудь не вздумал удерживать хозяин, он вышел потихоньку из комнаты, отыскал в передней шинель, стряхнул ее, снял с нее всякую пушинку, надел на плечи и опустился по лестнице на улицу...

Ночь. Акакий Акакиевич возвращается с вечеринки. Он весел и даже слегка пьян; что-то напевает и смеется. Останавливается, оглядывается. Выходит автор.

Автор. Сначала было светло, потом потянулись перед ним те пустынные улицы, которые даже и днем не так веселы, а тем более вечером. Он приблизился к тому месту, где перерезывалась улица бесконечною площадью с едва видными на другой стороне домами, которая глядела страшною пустынею. Он вступил на площадь...

Вся сцена погружается в темноту, из темноты возникают два человека.

Первый (хватая Акакия Акакиевича за воротник). А ведь шинель-то моя!

Второй (показывая кулак). А вот только крикни!

Стаскивают с Акакия Акакиевича шинель и скрываются.

Акакий Акакиевич стоит в оцепенении.

И вдруг закричал и побежал.

Затемнение.