5

Нелегко удалось Гоголю добиться разрешения поставить комедию на сцене. Театральная цензура всегда была в России еще более непреклонной, чем общая, литературная. Влиятельные друзья Гоголя Жуковский и М. Ю. Вьельгорский обратились с ходатайством к царю. Николай I, по всей вероятности, не разобравшись в существе комедии, разрешил ее постановку.

19 апреля 1836 года на сцене Александрийского театра в Петербурге состоялось первое представление "Ревизора". Зал был полон "блистательнейшей публики". В ложах и креслах партера сияли ордена министров и высшей петербургской знати. Перед самым началом представления в театр прибыл царь с наследником.

В спектакле были заняты лучшие петербургские актеры: Сосницкий - в роли Городничего, Афанасьев - в роли Осипа.

Поднялся занавес. Публика ожидала увидеть обычный на сцене Александринского театра веселый фарс или забавный водевиль. Эти ожидания были тем более естественны, что роль Хлестакова была поручена Н. О. Дюру. Вначале в зрительном зале раздавался раскатистый смех. Но чем дальше, тем все более подозрительным казалось избранной публике то, что происходило на сцене. Уже после первого акта, свидетельствует очевидец, недоумение было написано на всех лицах зрителей, сидящих в партере и ложах. Смех становился все более сдержанным. К концу спектакля недоумение перешло в ярость.

Многие выражали неудовольствие, что комедию вообще допустили на сцену. Только теперь понял истинный смысл "Ревизора" и Николай I. Ему приписывается фраза, которую он будто бы произнес, выходя из ложи: "Ну и пьеска! Всем досталось, а мне - больше всех"^*.

^* (Современники Николая I рассказывают о том, сколь ревниво относился царь к своей репутации и к своей славе. Говорили, что он усердно коллекционировал сочинения, в которых так или иначе речь шла о нем. Интересно свидетельство друга Герцена Н. И. Сазонова: "Николай хранил у себя в кабинете полную коллекцию всех работ, книг, брошюр, журналов, в которых речь идет о нем. Последний раз, когда можно было видеть эту коллекцию (в 1849 г.), она состояла приблизительно из ста книг и брошюр и более двадцати альбомов in folio, переплетенных в красный сафьян, с посвященными Николаю журнальными вырезками: восхваляют ли его, или осуждают, или даже поносят, Николай хочет знать все, что говорится о нем на свете". (Литературное наследство, 1941, т. 41-42, с. 222.))

Но тем дело не кончилось. Реакция поняла истинную силу "дьявольского смеха" Гоголя и увидела в нем своего смертельного врага.

Реакционная критика начала неслыханную свистопляску вокруг имени писателя. Его гениальную комедию стали третировать в печати как "грязное творение", как глупый фарс, недостойный искусства и ничего общего не имеющий с действительностью. "На злоупотреблениях административных нельзя основать настоящей комедии!"^* - восклицал Булгарин. Буквально те же слова повторял Сенковский: "Из злоупотреблений никак нельзя писать комедий"^**. Статьи "Северной пчелы" и "Библиотеки для чтения" отражали стремление определенных кругов общества не только скомпрометировать пьесу Гоголя, но и уберечь театр от проникновения в него социально-обличительных идей. Отношение петербургской знати к Гоголю отчетливее всех выразил известный ретроград Ф. Ф. Вигель, писавший в конце мая 1836 года Загоскину: "Я знаю г. автора, это юная Россия во всей ее наглости и цинизме"^***. Гоголю угрожали кандалами и Сибирью.

^* (Северная пчела, 1836, № 98.)

^** (Библиотека для чтения, 1836, т. XVI, отд. V, с. 43.)

^*** (Русская старина, 1902, № 7, с. 101.)

В демократическом лагере "Ревизора" встретили восторженно. В. В. Стасов вспоминал, с каким энтузиазмом восприняла молодежь 30-х годов комедию Гоголя. "Все были в восторге, как и вся вообще тогдашняя молодежь, - писал он. Мы наизусть повторяли друг другу... целые сцены, длинные разговоры оттуда. Дома или в гостях нам приходилось нередко вступать в горячие прения с разными пожилыми (а иной раз, к стыду, даже и не пожилыми) людьми, негодовавшими на нового идола молодежи и уверявшими, что никакой натуры у Гоголя нет, что это все его собственные выдумки и карикатуры, что таких людей вовсе нет на свете, а если несть, то их гораздо меньше бывает в целом городе, чем тут у него в одной комедии. Схватки выходили жаркие, продолжительные... но старики не могли изменить в нас ни единой черточки, и наше фанатическое обожание Гоголя разрасталось все только больше и больше"^*.

^* (Русская старина, 1881, № 2, с. 417-418.)

Некоторые современники воспринимали эту комедию как сатиру на самого Николая I. Уже упоминавшийся выше Н. И. Сазонов заметил однажды, что героем "Ревизора" является не кто иной, как "Николай, превращенный в мелкого чиновника"^*.

^* (Литературное наследство, т. 41-42, с. 244.)

"Молодая Россия" увидела в "Ревизоре" не обличение злоупотреблений местной администрации, а нечто гораздо более существенное. Благодаря Гоголю, отмечал Н. П. Огарев, в русской литературе было выдвинуто на первый план "разрушение чиновничества", как один из "практических вопросов", возникавших в борьбе передовых сил страны против крепостничества. "Вся правительственная пошлость и своекорыстие вышли наружу, - писал Огарев. - Николай не понял и смеялся, а в сущности уважение к правительству было без возврата подточено в общественном сознании"^*.

^* (Огарев Н. П. Избр. социально-политические и философские произв. М., 1952, т. I, с. 461-462.)

25 мая 1836 года, через пять недель после премьеры в Александрийском театре, "Ревизор" был поставлен в Москве, на сцене Малого театра, с Щепкиным в роли городничего. В 8-м номере "Молвы" за 1836 год был напечатан восторженный отклик Белинского на этот спектакль. Критик приветствовал в "Ревизоре" "истинно художественное произведение", свидетельствующее о великом будущем русского национального театра. В комедии Гоголя Белинский увидел дальнейшее развитие тех сторон таланта писателя, которые отчетливо были выражены уже в повестях "Миргорода": "оригинальный взгляд на вещи", "умение схватывать черты характеров" и "налагать на них печать типизма", "неистощимый гумор". Значение "Ревизора" для русской сцены Белинский усматривал в том, что она, наконец, станет "художественным представлением нашей общественной жизни". Среди исполнителей "Ревизора" на сцене Малого театра критик особенно выделял М. С. Щепкина, сценические принципы которого, по мнению Белинского, наиболее полно соответствовали духу драматургии Гоголя.

В следующем номере "Молва" опубликовала большую статью о "Ревизоре", озаглавленную "Театральная хроника", в которой он назван "всероссийской пьесой". Автор статьи, скрывшийся под инициалами А. Б. В., решительно возражал против попыток некоторой части критики рассматривать комедию Гоголя как смешную буффонаду: "Ошибаются те, которые думают, то эта комедия смешна и только. Да, она смешна, так сказать, снаружи, но внутри - это горе-гореваньице, лыком подпоясано, мочалами испутано"^*.

^* (Молва, 1836, ч. XI, № 9, с. 257.)

В исключительном интересе Гоголя к отрицательным образам реакционная критика усматривала преднамеренную клевету на современное общество. Белинский же объяснял этот интерес стремлением Гоголя изображать тогдашнюю жизнь такой, какая она есть, "во всей ее полноте и истине". Смысл утверждения Белинского был совершенно ясен: писатель, если он только верен действительности, неизбежно создает произведения, проникнутые пафосом отрицания этой действительности. Здесь нет никакой клеветы на нее. Правда искусства вступала в естественное противоречие с ложью жизни. И в этом Белинский видел великое предназначение искусства, как силы, воздействующей на действительность. Именно поэтому он оценил "Ревизора" как "превосходнейший образец художественной комедии".

Белинский первым в русской критике понял громадный революционный смысл творчества Гоголя, и он широко использовал это творчество в целях политической борьбы с ненавистной ему крепостнической действительностью.

Белинский неутомимо пропагандировал "Ревизора". Самые разнообразные вопросы русской действительности, эстетики, театра и литературы он рассматривал в связи с комедией Гоголя. Несколько заметок-отзывов, написанных в 1836-1838 годах, были подступами к глубокому анализу "Ревизора", данному в большой статье о "Горе от ума" (1839).

Статья эта вызвала благодарный отзыв Гоголя. Узнав об этом, критик радостно сообщал Боткину: "Гоголь доволен моей статьей о "Ревизоре" - говорит, многое подмечено верно. Это меня обрадовало" (XI, 496).

Самую сильную сторону драматургии Гоголя Белинский видел в том, то ее героями являются "люди, а не марионетки, характеры, выхваченные из тайника русской жизни". Пьесы Гоголя подкрепляли выводы Белинского о том, что решающим условием драматургического искусства является его близость к жизни, к современности. Оно может развиваться, говорит он, только на почве родного быта, служа зеркалом действительности своего народа.

Как уже отмечалось, "Ревизор" имеет сложную творческую историю. Сценический текст комедии не удовлетворил Гоголя. Он внес в него ряд дополнений, поправок. Но на этом работа Гоголя над поставленной и уже напечатанной комедией не закончилась. Будучи за границей, он многократно возвращался к своей пьесе, неутомимо продолжая ее совершенствовать. Результаты этой работы отразились во втором издании комедии (1841 г.). Но и на этом Гоголь не успокоился. Работа над "Ревизором" продолжалась, и, наконец, в следующем, 1842 году в IV томе Сочинений Н. Гоголя была опубликована окончательная редакция пьесы.

Эта последняя редакция комедии отличалась от предшествующих более тщательной психологической разработкой характеров (особенно Хлестакова и городничего), глубиной сатирического пафоса и реалистического изображения действительности. Одним словом, вся пьеса подверглась коренной переработке. Направление этой переработки сформулировано самим Гоголем в письме к Шевыреву от 23 февраля 1843 года: "плотное создание, сущное, твердое, освобожденное от излишеств и неумеренности, вполне ясное и совершенное в высокой трезвости духа" (XII, 143), Вот чего он добивался. Стремление к "плотной" и "твердой" структуре пьесы, свободной от излишеств, побудило автора исключить из нее ряд необязательных эпизодов и персонажей. В окончательном тексте 1842 года появляется знаменитое восклицание городничего: "Чему смеетесь? Над собой смеетесь!" В этом издании впервые предпослан комедии сатирический эпиграф: "На зеркало неча пенять, коли рожа крива", была изменена и дополнена "немая сцена", завершающая комедию.

Сам Гоголь видел в "Ревизоре" важную и принципиальную веху в своем творчестве. Этим объясняется большое количество редакций комедии и комментариев к ней. Писатель дал ответ и на ту "пеструю кучу толков", которую вызвал "Ревизор" после первого своего появления на сцене. В 1842 году он закончил и напечатал "Театральный разъезд после представления новой комедии", являвший собой горячую защиту писателем принципов "общественной комедии".

О значении, которое придавал Гоголь "Ревизору", свидетельствует также огромное внимание, с каким писатель относился к его постановке на сцене. В подготовке спектакля в Александринском театре в 1836 году Гоголь принимал самое непосредственное участие. По его указаниям распределялись роли, готовились костюмы, декорации; он присутствовал на репетициях и давал советы, как строить мизансцены, как толковать ту или иную роль и т. д. Но Гоголь остался недоволен спектаклем. Необычайная художественная новизна гоголевской комедии, ее сложные характеры оказались не по силам большинству актеров. Они играли комедию в привычно водевильной манере, усердно комиковали, старались чисто внешними приемами вызвать смех в зрительном зале. И все же постановка "Ревизора" в Петербурге произвела колоссальное впечатление. Жизненная правдивость комедии,ее страшная обличительная сила доходила до зрителей даже вопреки посредственной игре многих актеров. Среди них, впрочем, должен быть выделен И. И. Сосницкий, прекрасно игравший роль городничего. Как уже отмечалось, Гоголь был особенно недоволен Дюром, исполнявшим роль Хлестакова. Писатель считал эту роль главной и труднейшей. В связи с готовящейся постановкой "Ревизора" в Москве Гоголь предупреждал Щепкина (письмо от 10 мая 1836 года): "Я не знаю, выберите ли вы для нее (роли Хлестакова. - С. М.) артиста. Боже сохрани, <если> ее будут играть с обыкновенными фарсами, как играют хвастунов и повес театральных!" (XI, 39).

Гоголь понимал, что успех драматургического произведения зависит во многом от актера, от того, как правильно и глубоко проникнет он в замысел автора. В 1841 году в журнале "Московитянин" и почти одновременно в приложениях ко второму изданию "Ревизора" Гоголь напечатал "Отрывок из письма, писанного автором вскоре после первого представления "Ревизора" к одному литератору" (имелся в виду Пушкин). Этот "Отрывок" представляет собой блестящий комментарий к "Ревизору". Гоголь здесь предостерегает артистов от соблазна играть посмешнее, обращает их внимание на необходимость раскрывать самую сущность образа, его характер. "Отрывок" особенно ценен замечательным анализом образа Хлестакова: "Дюр ни на волос не понял, что такое Хлестаков. Хлестаков сделался чем-то вроде Аль- наскарова, чем-то вроде целой шеренги водевильных шалунов, которые пожаловали к нам повертеться из парижских театров. Он сделался просто обыкновенным вралем, - бледное лицо, в продолжение двух столетий являющееся в одном и том же костюме. Неужели в самом деле не видно из самой роли, что такое Хлестаков?.. Хлестаков вовсе не надувает; он не лгун по ремеслу; он сам позабывает, что лжет, и уже сам почти верит тому, что говорит. Он развернулся, он в духе: видит, что все идет хорошо, его слушают- по тому одному он говорит плавнее, развязнее, говорит от души, говорит совершенно откровенно и, говоря ложь, выказывает именно в ней себя таким, как есть... Хлестаков лжет вовсе не холодно или фанфаронски-те-атрально; он лжет с чувством, в глазах его выражается наслаждение, получаемое им от этого. Это вообще лучшая и самая поэтическая минута в его жизни - почти род вдохновения. И хоть бы что-нибудь из этого было выражено!.." (IV, 99-100).

Гоголь подчеркивает при этом очень важную мысль: актеры должны помнить, что герои, которых они воплощают, - самые обыкновенные люди, не исключение из своей среды, а заурядные ее представители. Он пишет: "У Хлестакова ничего не должно быть Означено резко. Он принадлежит к тому кругу, который, по-видимому, ничем не отличается от прочих молодых людей. Он даже хорошо иногда держится, даже говорит иногда с весом, и только в случаях, где требуется или присутствие духа, или характер, выказывается его отчасти подленькая, ничтожная натура" (IV, 100).

"Отрывок из письма..." был не единственным авторским комментарием к "Ревизору". Интересные мысли содержатся в написанном в 1842 году "Предуведомлении для тех, которые пожелали бы сыграть как следует "Ревизора", не увидевшем, однако, света при жизни Гоголя ("Предуведомление" было впервые напечатано Н. С. Тихонравовым в 1886 году). "Ревизор" продолжал занимать писателя и в последующие годы.

...Между тем "пестрая куча толков", вызванная появлением "Ревизора", произвела на Гоголя тягостное впечатление. Гоголь не сразу разобрался в том, что, собственно, произошло. Он в смущении пишет Щепкину: "Все против меня". Гоголь испугался громадной обобщающей силы комедии. И он пытается даже оправдываться: дескать, он имел в виду лишь единичные факты, частности, в то время как "частное принимается "за общее", "случай - за правило".

Суммируя эти факты, некоторые критики приходили к выводу, что Гоголь будто бы сам не понял содержания своего произведения. Уже Чернышевский указывал на то, что подобные выводы - "нелепость, слишком очевидная". Гоголь всей душой ненавидел и презирал строй жизни, порождением и воплощением которого являлись герои его комедии. И он как художник-реалист создал верную картину русской действительности. Но вместе с тем Гоголь испугался разрушительной силы своей комедии. Он видел, выражаясь словами Чернышевского, "безобразие фактов", но не осознавал, "из каких источников возникают эти факты". Развивая эту мысль, Чернышевский в статье "Сочинения и письма Н. В. Гоголя" писал: "Негодуя на взяточничество и самоуправство провинциальных чиновников в своем "Ревизоре", Гоголь не предвидел, куда поведет это негодование; ему казалось, что все дело ограничивается желанием уничтожить взяточничество; связь этого явления с другими явлениями не была ему ясна. Нельзя не верить ему, когда он говорит, что испугался, увидев, какие далекие следствия выводятся из его нападений на плутни провинциальных чиновников" (IV, 636).

Гоголь был потрясен силой общественного возбуждения, вызванного "Ревизором".

Письма Гоголя в эту пору полны жалоб на трагические условия, в которые поставлен русский писатель. "Теперь я вижу, - отмечает он в письме к Щепкину, - что значит быть комическим писателем. Малейший призрак истины - и против тебя восстают, и не один человек, а целые сословия" (XI, 38). То же - и в письме к Погодину: "Грустно, когда видишь, в каком еще жалком состоянии находится у нас писатель. Все против него, и нет никакой сколько-нибудь равносильной стороны за него. "Он зажигатель! Он бунтовщик!" И кто же говорит? Это говорят люди государственные..." (XI, 45).

Гоголь принимает решение уехать за границу. Он надеется там отдохнуть, поправить свое здоровье (на этом настаивали врачи), "разгулять свою тоску" и, наконец, "глубоко обдумать свои обязанности авторские, свои будущие творения".

6 июня 1836 года Гоголь вместе со своим старым другом - А. С. Данилевским, с которым семь с лишним лет назад прибыл в Петербург, уехал из России,