Данилевскому А. С., 28 сентября 1838

Lion. 28 <сентября н. ст.>, воскресенье <1838.>

Хотя бы вовсе не следовало писать из Лиона, этого не известно почему неприличного места, но, покорный произнесенному слову в минуту расставания нашего, о мой добрый брат и племянник, пишу, хотя совсем нечего писать, но да будет это между нами обычаем^* - извещать друг друга даже о том, что не имеется материи для письма. Я много, много крат досадов<ал> на то, что взял эту подлую дорогу на Марсель. Ничего родного до самого Рима. Это, право, тоска. Там хоть Женева с мамзелями Фабр и Калам, с чаем в Коронованной гостинице и, наконец, с вдохновенным Мицкевичем, что мне представляло не мало удовольств<ия>. А здесь вместо всего этого день бесцветный, тоскливый, в этом безличном Лионе. Как я завидовал тебе всю дорогу, тебе, седоку в этом солнце великолепия, в Париже. Вообрази, что по всей дороге, по всем городам храмы бедные, богослужение тоже, жрецы невежи и неопрятно; благородная форма чашки в виде круглого колодца совершенно исчезла и место^** ее заме<ни>ла подлейшая форма суповой чашки, которая к тому же показывает довольно скоро неопрятное дно свое, а о вкусе и благоухании жертв нечего и говорить, на дубовые желуди похож и делается из чистой цикории.

^* (Далее было: писать даже)

^** (В оригинале: вместо)

Так что, признаюсь, поневоле находят вольнодумные и богоотступны<е> мысли, и чувствую, что ежеминутно слабеют мои религиозные правила и вера в истинную религию, так что, если бы только нашлась другая с искусными жрецами и особенно жертвами, например, чай или шеколад, то прощай последняя набожность. Счастливы монмартрские богомольцы. Много еще мне предстоит пути. Ни Лафит, <н>и Notre Dame не имеют тут своих дилижансов, и меня сдали так же, как назад тому было два года, какой-то преподлой компании. Ничего не случилось в дороге, кроме того только, что сегодня поутру <........> на дороге и от радости позабыл на том самом месте, где <.........>, моего италианского Курганова, которого купил случаем в Париже и который мне до сих пор служил в дороге утешением, и спохватился скоро, но безжалостный кондуктор, который, впрочем, очень похож был лицом на Сосницкого, никак не хотел подождать двух минут. Мне кажется, я позабыл мелки<е> стихи Касти - маленькая книжка, ежели ее отыщешь, то перешли с тем, кто поедет в Италию прежде, - с Квиткой или с кем другим. Если увидишь Тургенева, то скажи ему, что я никак не успел перед выездом отвечать на его записку, но что из Рима, тотчас по приезде, пишу к нему и пришлю требуемые им стихи на пожар Зимнего дворца. Прощай, мой ненаглядный, без всякого сомнения, еще ув<идишься>^* со мною не раз, не два, друг. На это <письмо>^** я уже надеюсь застать в Риме ответ.

^* (Вырвано.)

^** (Вырвано.)

Кланяйся Квитке и Козлову.

<Адрес:> Paris.

à Monsieur

Monsieur Alexandre de Danilevsky.

Rue de Marivaux, № 11, près du boulevard des Italiens.

82. А. С. Данилевскому. Примечания

Печатается по тексту первой публикации с дополнениями по "Письмам", I, стр. 532-537.

Впервые опубликовано в "Записках", I, стр. 234-235.

Вдохновенный Мицкевич... Гоголь познакомился с Мицкевичем в 1838 г.

Италианский Курганов - не выяснено; вероятно, какое-либо справочное издание на итальянском языке, вызвавшее у Гоголя шуточное сравнение с известным "Письмовником" Курганова.

Сосницкий, Иван Иванович (1794-1871) - актер петербургской драматической труппы; исполнял роли первых любовников, петиметров и повес.

Касти, Джамбаттиста (1721-1803) - итальянский поэт, автор сатирической поэмы "Говорящие животные" и эротических стихотворений; был в Петербурге при Екатерине II.

Квитка - по свидетельству А. С. Данилевского, племянник писателя Квитки-Основьяненко.

Тургенев - Александр Иванович.

Пожар Зимнего дворца произошел 17 декабря 1837 г.

Козлов, Н. И. - см. примеч. к № 64.