Прокоповичу Н. Я., 3 июня 1837

Рим. Июня 3 <н. ст. 1837>.

Наконец, я дождался от тебя письма; хотя коротенькое, но спасибо и за это. Слава богу, ты здоров, моя радость. Не скучай и не негодуй на пространство, которое нас разделяет. Конечно, лучше лежать вместе на диванчике твоей постоянной квартиры у Б. Врангеля, - ты в халате, с трубочкой, я - в старом сертуке, и толковать о всяком вздоре. Признаюсь, часто, когда вспомню ваньку, тащащего меня на тряских дрожках в Свечной переулок, то очень бы хотелось мне в Петербург. Но что ж делать? Будем покорны нашей судьбе. Я тебя так живо вижу; ты, верно, тоже воображаешь часто меня перед собою. Притом мы любим друг в друге то, что не обнимается чувствами внешними. Итак, да будет между нами Рим близок от Петербурга. Данилевский теперь тоже здесь. Он думает на зиму возвратиться в Петербург и расскажет тебе всё. Да, кстати, чтобы не позабыть: пожалуйста, выбрани хорошенько Пащенка за эту достойную его догадку, что мы поссорились, и потому ездим не вместе. Что мы не ездим всегда вместе, это зависит, кроме того, что иногда приятно разлучиться для того, чтобы скоро увидеться, - это зависит от^* разности в образе воззрения, которою разнообразно исполнены наши людские умы. Полковник больше человек современный, воспитанный на современной литературе и жизни; я больше люблю старое. Его тянет в Париж, меня гнетет в Рим. Но, порыскавши, мы всегда сходимся и приготовляем таким образом друг для друга запас для разговоров. Я бы хотел с тобою теперь поговорить о Риме; но это такое бездонное море, что не знаешь, откуда, с которого конца начать и о чем говорить. Я живу скоро три месяца, всякой день смотрю что-нибудь новое, - и всё еще бездна остается смотреть. Тут только узнаешь, что такое искусство. (А природа? Она - италианская красавица, больше я ни с чем не могу ее сравнить, италианская пейзанка, смуглая, сверкающая, с черными, большими - большими глазами, в платье алого, нестерпимого для глаз цвета, в белом, как снег, покрывале). Тут только можно узнать^**, что такое Рафаэль, которого имя привыкли мы произносить и который для нас, не бывших здесь, существо идеальное и миф высокого искусства. Но к чему говорить и толковать об этом?

^* (от небольш<ой>)

^** (сказать)

"Друг попечительный, больного
В дремоте сладкой не тревожь!"

- сказал, кажется, где-то Баратынский; впрочем, этот же самый стих можно иногда обратить и ко мне. Я теперь намерен тебя прежде всего навьючить страшным множеством поручений, которые все ты должен выполнить. Первое и самое главное, узнай от Плетнева или попроси, чтобы Плетнев узнал, получил ли Жуковский мое письмо и какой имело успех письмо мое к государю. От него зависит моя судьба. Потом мелкое дело. Весь ли вексель Смирдина послал ко мне Плетнев или нет? Мне кажется, что он был на тысячу двести. Впрочем, может быть, что я и ошибаюсь; если уке есть остаток, то скажи ему, что я просил его^* назначить эти деньги для сестер, поручивши их в институте какой-нибудь даме. Я думаю, что у них не заплачено ни за музыку, ничего. 3-е, у него же, Плетнева, узнай, получил ли он от Жуковского что-нибудь, что мне следовало от государыни за поднесение экземпляра моей комедии. Жуковский мне сказал перед выездом, чтобы я не имел об этом никакого сомнения, что он и по отъезде моем будет стараться. Это всё, что нужно узнать от Плетнева. Итак, 3 вещи. Теперь: нужно тебе все рукописные мои книги, которые находятся в моей библиотеке в связках, сложить в ящик, запаковать и отправить ко мне. Мне очень нужны они, и без них я как без рук. Там у меня выписки и материалы всего. Теперь же принимаюсь не на шутку за важное дело. Сделать это вот каким образом: узнать, какой из иностранных кораблей идет прямо в Ливорно, адресоваться к капитану его и заплатить за доставку деньги, которых придется немного, потому что перевозка очень недорога. Но во всяком случае, что бы ни потребовали, нужно заплатить, потому что мне нужны эти книги и тетради. На вьюке, выставивши мое имя, адресовать на имя нашего консула в Ливорно с просьбою тут же на вьюке, чтобы оно дождалось у него моего приезда в Ливорно. 2-е, пришли вышедшую первую книжку "Современника" на этот год. Его можешь взять у Плетнева; присоедини к этому "Ундину" и еще, если вышло что-нибудь замечательного. Это можешь взять у Смирдина, на мое имя. Пусть поставит его на мой счет. Послать же это ты можешь вот каким образом: завернуть книги в пакет, один или два-три, как хочешь, и надписать: в Вену, в русское посольство, г. Горчакову, а оттуда в Рим, на имя Кривцова, нашего chargé d'affaires в Риме, и больше ничего; но под этим верхним конвертом должен быть другой конверт на мое имя, и больше ничего. Эти пакеты ты должен отдать в^** канцелярию Иностранной коллегии, прося их отправить к Кривцову прямо, что книги-де следуют ему, не платя за это ничего. И будет сделано. Итак, вот тебе поручения. Смотри же, пожалуйста, не забудь. Ты имеешь обыкновение в письме твоем не отвечать ни слова на мои запросы - так, как бы их совершенно не было. Но теперь, пожалуйста, как будешь писать ко мне, держи перед своими глазами мое письмо и отвечай на каждый пункт. Прежде всего узнай от Плетнева насчет письма к государю, а потом всё прочее. Право, даже досадно, что ты мало объявляешь о себе. Хоть бы строчку о том, что пишешь, что читаешь; даже ничего о том, в какие корпуса ходишь. Ей, пора тебе. Берись за перо; не то будет поздно. Пиши повестоночки или стишоночки, если стишоночки, то пришли их в твоем письме кусоночки. На меня пришла теперь особенная жажда читать твои стихи. После итальянских звуков, после Тасса и Данта, душа жаждет послушать русского. Да еще одно: чтобы не позабыть тебе. Пожалуйста, побывай в институте. Наведайся к моим сестрам, к которым влагаю при этом письмо, и узнай, не нуждаются ли они в чём, и от них возьми письмо ко мне. Если они в чём имеют нужду истинную и у них не хватит денег, то купи на свои; я тебе всё возвращу при первом удобном случае^***. Если ты можешь побывать у них в каждые две недели по разу^****, то этим обяжешь меня. Они, бедненькие, я думаю, скучают. Если бы ты постарался достать себе место в этом институте, то бы это очень было хорошо. Еще: узнай, где теперь Демидов, Павел Николаевич. Его дом в Большой Миллионной. Еще: хотя ты в первый раз и не отвечал и во второй тоже, но я еще спрошу, где Лукашевич, Платон Якимович, и уехал ли он или нет за границу? Теперь, кажется, совершенно все запросы. На те, которые нужнее, отвечай скорее; на другие же распишись^***** только, что приняты, - чтобы я не думал, что они канули мимо ушей. Прощай, мой жизненочек. Целую тебя миллион миллионов раз. Ты старый, верный спутник от незапамятной юности. Будь здоров и весел мыслью, что хотя немноголюден^****** круг наш, состоящий, может быть, из трех только лиц, но тесна связь его и будет продолжаться даже тогда, когда даже ни одного из нас не будет на свете. Прощай до следующего письма.

^* (Далее было: убед<ительно>)

^** (в иност<ранную>)

^*** (Далее начато: Скажи им, чтобы)

^**** (в недели две раз)

^***** (скажи)

^****** (немноголюден тройственн<ый>)

Другое письмо, которое при сем прилагается, постарайся отдать лично М. Мелентьевой, классной даме в институте. Она очень добрая и ми<лая>.

<Адрес:> St. Petersbourg en Russie.

Николаю Яковлевичу Прокоповичу.

В Петербург. В Свешной переулок близ Владимирской, в доме Б. Врангеля.

46. Н. Я. Прокоповичу. Примечания

Печатается по подлиннику ([КАБ]).

Впервые опубликовано в "Русском Слове" 1859, I, стр. 100-103.

Это - ответ Гоголя на несохранившееся "коротенькое" письмо Прокоповича, где тот, по-видимому, жаловался, что скучает по Гоголе.

Полковник - так Гоголь называл в шутку А. С. Данилевского.

"Друг попечительный..." Цитата из элегии Е. А. Боратынского "Разуверение"; приведена Гоголем по памяти, не вполне точно.

...получил ли Жуковский мое письмо... Гоголь имеет в виду свое письмо к Жуковскому от 18/6 апреля 1837 г. с просьбой о материальной поддержке (см. № 44).

Просьба Гоголя выслать ему все его "рукописные книги", без которых он "как без рук", может быть связана не только с расширением работы над "Мертвыми душами", но и с предполагаемой дальнейшей обработкой других ранее заготовленных материалов (ср. его слова: "Там у меня выписки и материалы всего").

"Ундина" В. А. Жуковского, полностью была напечатана Смирдиным в начале 1837 г. Гоголь прочитал ее еще до получения просимого экземпляра у Смирновой в Баден-Бадене, где был около середины июля 1837 г. "Чудо что за прелесть!" - отозвался он об "Ундине" в письме к В. О. Балабиной (см. № 49).

Горчаков, А. М., кн. (1798-1883) - известный русский дипломат, воспитанник Царскосельского лицея; с 1833 г. - советник русского посольства в Вене.

Кривцов, Павел Иванович (ум. 1844) - брат декабриста С. И. Кривцова, был в Риме русским chargé d'affaires, т. е. поверенным в делах ("секретарем миссии"); в 1840 г. был назначен попечителем над русскими художниками в Риме (см. М. Гершензон. "Декабрист Кривцов и его братья". М. 1914).

...в какие корпуса ходишь - 10 июля 1836 г. Н. Я. Прокопович был утвержден в должности преподавателя русского языка и словесности в Первом кадетском корпусе в Петербурге, где и служил до самой смерти.

Повестоночки, стишоночки, кусоночки - см. примеч. к № 27.

...побывай в институте. Наведайся к моим сестрам... - Анне и Елизавете, которые в 1832 г. были определены Гоголем в Патриотический институт в Петербурге. Упоминаемое здесь письмо к ним не сохранилось.

Демидов, Павел Николаевич - см. примеч. к № 111.

Лукашевич - см. примеч. к № 36.

...круг... из трех только лиц... - Гоголь, Прокопович и Данилевский.

Письмо к Мелентьевой не сохранилось. Буква "М" перед ее фамилией, возможно, означает начало слова "M-elle" (ср. в № 73). В следующем письме к Прокоповичу от 21/9 июля того же года (№ 50) Гоголь просит не передавать в институт упомянутых писем к сестрам и к Мелентьевой.