Портрет. Комментарии

I

Источники текста

а. Печатные

[Ар] - Арабески. Разные сочинения Н. Гоголя. Часть первая. СПб. 1835. Первая редакция повести.

[С] - "Современник" 1842, XXVII, № 3, отд. IV, стр. 1-92. Гоголь.

[П] - Сочинения Николая Гоголя. Том третий. Спб., 1842.

[Тр] - Сочинения Гоголя. Том третий. Москва, 1855.

б. Рукописные

[РМ₄] - Записная книга Гоголя, из числа принадлежавших Аксакову ([РЛ₂]). Публичная библиотека СССР им. В. И. Ленина в Москве. № 3231, стр. 49-50, 165-172, 182-199. Черновик первой редакции повести.

[РЛ₄] - Отрывки из бумаг А. А. Иванова. Публичная библиотека им. М. Е. Салтыкова-Щедрина в Ленинграде. Черновые наброски двух мест последней части второй редакции повести.

[РК₂] - Беловой автограф второй редакции повести. Библиотека Украинской Академии Наук в Киеве.

В настоящем издании печатается по тексту "Современника" с поправками по рукописи [РК₂].

II

Никаких свидетельств ни самого Гоголя, ни его современников о творческой истории "Портрета" до нас не дошло. О датировке рукописи [РМ₄] см. выше (во вступительной статье). Самый же замысел "Портрета" вообще вряд ли может быть отнесен ранее чем к 1832 г.

Косвенные данные для датировки замысла "Портрета" можно извлечь из некоторых деталей в самом тексте повести. Так, по упоминанию о "портрете Хозрева-Мирзы" в картинной лавке начало действия первой части повести не может быть отнесено ранее чем к концу 1829 - началу 1830 г., ибо персидское посольство, возглавлявшееся Хозревом-Мирзой, прибыло в Петербург 4 августа 1829 г. и выехало из столицы 6 октября того же года ("Отечественные Записки" 1829, ч. 40, стр. 118 и 138; ср. Записки П. А. Каратыгина, т. I, Л., 1929, стр. 283). На тот же период времени, т. е. на конец 1829 - начало 1830 г., указывает и упоминание в черновой редакции о "портретах Забалканского и Эриванского", исключенное из печатного текста. Ассоциация имен генерал-фельдмаршалов гр. И. И. Дибича-Забалканского и гр. И. Ф. Паскевича-Эриванского могла быть естественной после Адрианопольского мира, заключенного 14 сентября 1829 г.

По ходу действия в первой части повести история Чарткова занимает не менее 2-3 лет. Время действия второй части самим Гоголем указано очень точно и в полном соответствии с первой. Во второй части старик-художник говорит своему сыну, что сверхъестественная сила портрета не вечна, что она погаснет "по истечении пятидесяти лет", "если кто торжественно объявит его историю". Свидание художника с сыном происходит в тот момент, когда уже 30 лет прошло со времени написания портрета, вскоре после окончания русско-турецкой кампании, участником которой был Леон. Очевидно, в повести имеется в виду русско-турецкая кампания 1806-1812 гг. История ростовщика относится, следовательно, к екатерининской эпохе, а смерть ростовщика и написание его портрета датируется 1782 г. Никаких исторических черт в сценах с ростовщиком, указывающих на екатерининскую эпоху, в тексте не дано (екатерининская эпоха раскрыта лишь во второй редакции повести), так же как не дано и прямых датировок. Но что эти датировки Гоголем обдуманы и сознательно предусмотрены - в этом не может быть сомнений. Завуалированная, но точная хронология является одной из существеннейших особенностей всей композиционной структуры "Портрета".

Сын художника был отдан в кадетский корпус и расстался с отцом "десяти лет"; во время свидания с отцом ему было 40 лет, а когда он присутствовал на аукционе, то был уже 60-летним стариком. Насколько автор заботился о хронологической увязке действия повести, видно хотя бы из того, что Леон, появляющийся на аукционе, в черновике назван еще "молодым", а в печатном тексте охарактеризован как человек "уже несколько пожилых лет". Если по данным самой повести время написания портрета ростовщика относится к 1782 г., то теми же данными определяется и время его исчезновения на аукционе, через пятьдесят лет, т. е. в 1832 г.

Поскольку финал повести датируется 1832 г., постольку, следовательно, и время работы Гоголя над "Портретом" не может быть отодвинуто ранее 1832 г.

Черновик повести ([РМ₄]) написан убористым густым почерком, без всяких абзацев, с большим количеством зачеркиваний, поправок и помарок. Многие слова не дописаны, в конце некоторых страниц - вставки к написанному на данной странице. Отдельные места текста с трудом поддаются прочтению. Заглавие повести в рукописи отсутствует, ее текст прямо начинается словами: "Нигде столько не останавливалось народа..." и обрывается в самом конце стр. 50 фразой: "Мысли рисовали перед ним другой предмет, и этот предмет были живые глаза".

Написав это начало повести (на стр. 49 и 50) и возвратясь к ней в другом месте тетради, на стр. 165, Гоголь не позаботился о полной согласованности текста. Страница 165 начинается фразой, которая вариирует концовку уже ранее написанного им куска: "Мысли его были заняты этим необыкновенным явлением". Обрываясь на стр. 172 словами: "он не знал даже имени его посетительницы", повесть возобновляется на стр. 182 фразой: "Между тем с нашим художником" - и в начале стр. 199 заканчивается. Одно место текста повести свидетельствует о том, что Гоголь прерывал свою работу даже на полуслове, - конец стр. 196 оборван незаконченной фразой: "я никогда не видел такого глубокого неб<есного?>"; следующая 197 страница написана уже, очевидно, после перерыва в работе - она начинается фразой: "После того отец мой рассказал мне". В печатном тексте повести этой последней фразе предшествует целых две фразы, которых мы в черновом тексте не находим.

По своей сюжетной и композиционной схеме черновой текст "Портрета" не имеет никаких расхождений с первопечатным текстом. Эти расхождения, и при том в громадном количестве, мы имеем только в стиле повести и в смысловых частностях. Так, в черновом тексте [РМ₄] художник еще носит несколько фамилий: Корчев, Коблин, Коблев, Копьев; фамилия Черткова появляется впервые лишь на стр. 182, когда художник, написавший портрет дамы, делается уже знаменитостью. Ростовщик в черновом тексте также носит несколько имен: Пердомихали, Пертомихали, Мавромихал. Сын художника, написавшего портрет ростовщика, в черновом тексте вовсе не имеет имени; в печатном тексте он назван Леоном, при чем это имя упоминается всего один раз. В черновом тексте отсутствует характеристика живописных деталей и красок необыкновенного портрета, нет еще никаких упоминаний о "небольшом деревянном доме, на Васильевском острове, в 15 линии", - адрес молодого художника вообще не указан. Камердинер художника - в черновом тексте - еще "мальчик лет 14"; описания его колоритного костюма не дано.

Подготовляя текст повести к печати, Гоголь ввел целый ряд новых описательных деталей, уточнил эпитеты, разработал и обогатил образную и ритмическую систему языка.

Следует отметить одну фразу черновика, которая в печатном тексте "Портрета" была заменена, может быть, из-за цензурных опасений, притом несомненно самим Гоголем. Во второй части повести, характеризуя "необыкновенную дробь и мелочь" Коломны, людей, населяющих этот район, - Гоголь писал, что "для наблюдателя так же трудно сделать перечень всем лицам, занимающим разные углы и закоулки одной комнаты, как перечесть по именам удельных князей, наполняющих Русскую историю". В печатном тексте последние слова заменены следующими: "как поименовать всё то множество насекомых, которое зарождается в старом уксусе".

Сопоставление черновика "Портрета" с печатным текстом позволяет заключить, что отмеченное место - единственный пункт, где возможно подозревать цензурные опасения Гоголя. Случаев цензурных извращений или купюр в печатном тексте повести, по крайней мере по сравнению с черновиком, установить невозможно.

Беловая рукопись первой редакции повести, а также ее писарская копия, с которой производился типографский набор, - до нас не дошли. Н. С. Тихонравов в своих комментариях к первой редакции "Портрета" (Соч. Гоголя, 10 изд., т. V, стр. 569-576) делает глухую ссылку, будто "неисправная копия писца (служившая оригиналом для "Арабесок"?) сохранилась в бумагах наследников". Описания этой копии Н. С. Тихонравов, однако, не дает и в своих комментариях ею не пользуется. Сопоставление черновика "Портрета" с печатным текстом не оставляет никаких сомнений в том, что существовала недошедшая до нас беловая рукопись, принадлежавшая перу самого Гоголя. Во-первых, текст черновика настолько труден и по почерку, и по характерным для Гоголя особенностям письма (условные сокращения слов, незаконченные фразы и пр.), что допущение, будто писец мог сделать копию по такому оригиналу, - невероятно. Во-вторых, то огромное количество стилистических дополнений и исправлений, которое мы имеем в печатном тексте "Портрета" по сравнению с черновиком, технически очень трудно было бы сделать на каком-либо готовом тексте вообще, а значит - и на писарской копии в корректуре. Если и предположить, что всё же Гоголь сделал свои исправления на писарской копии или в корректуре, всё равно такая копия или корректура непригодны были бы для типографии и их пришлось бы заново переписывать.

Установить факт недошедшей до нас беловой рукописи, принадлежавшей самому Гоголю, важно потому, что ошибочно и совершенно недопустимо вносить, как это сделано Н. С. Тихонравовым, без особых причин в печатный текст "Портрета" варианты из его черновика.

В настоящем издании текст первой редакции "Портрета" воспроизводится по тексту "Арабесок" с исправлением (без оговорок) лишь явных опечаток и извращений типографского порядка.

III

История опубликования второй редакции "Портрета" в третьем номере "Современника" за 1842 г.^* (том XXVII, № 3, цензурное разрешение от 30 июня) уясняется на основании писем Гоголя к редактору журнала П. А. Плетневу и при учете общественно-литературной обстановки первых месяцев 1842 г.

^* (С следующим примечанием редакции "Современника": "Повесть эта была напечатана в "Арабесках". Но вследствие справедливых замечаний была вскоре после того переделана вся и здесь помещается совершенно в новом виде".)

С 18 октября 1841 г. Гоголь, возвратившийся из вторичной поездки за границу, жил в Москве и был занят хлопотами по продвижению в печать первого тома "Мертвых душ". В это время Гоголь был уже близок к московским славянофильским кругам, к редакции "Москвитянина" и поддерживал дружеское общение с С. П. Шевыревым, с которым особенно сошелся за границей. В статье Шевырева, напечатанной в первой книжке "Москвитянина" 1842 г. - "Взгляд на современное направление русской литературы", автор подчеркивал, что по сравнению с 1835 г. (имелась в виду статья Шевырева "Словесность и торговля") его взгляды на "современное направление русской литературы" не только не изменились, но что якобы истекшие годы еще более утвердили всю правоту выставленных им тогда тезисов. "Назад тому ровно семь лет" - писал Шевырев - "я осмелился против этого промышленного направления современной русской литературы сказать прямое слово и встретил много противоречий. Не странно было мне, что слова мои возбудили против меня главных героев этого промышленного мира; но, конечно, странно было встретить противоречие даже и в тех, которые не могли сочувствовать сим последним". Указывая на тех, кто не мог сочувствовать "Библиотеке для чтения" и Сенковскому и от кого "странно было встретить противоречие", Шевырев имел в виду, конечно, Гоголя, как автора статьи "О движении журнальной литературы", где были сформулированы возражения Шевыреву.

Если статья в "Москвитянине" задевала Гоголя, оживляя старые споры и имея в виду журнальную позицию Гоголя 30-х годов, то и одновременное выступление Белинского так же касалось автора "Ревизора". В статье "Русская литература в 1841 году", в первой книжке "Отечественных Записок" 1842 г., Белинский давал обозрение всей русской литературы послепетровского периода и заново аргументировал свои положения, приводившие в такое негодование Шевырева - об отсутствии русской литературы. Белинский еще сильнее и резче обосновывал свои старые взгляды и уже из списка "бессмертных", "гениальных" писателей вычеркивал теперь имя Державина, поэзию которого расценивал как "исполинское, но бесплодное проявление поэтической силы". Зато в фонд "капитальных сокровищ" Белинский вводил новые имена и среди них имя Гоголя, давая характеристику его творчества.

Вряд ли можно сомневаться в том, что и статья Шевырева, и статья Белинского, каждая по-своему, побуждали Гоголя реагировать на них. Так, известно, что Гоголь отрицательно высказался о тезисах Белинского по поводу Державина, о чем В. П. Боткин из Москвы тотчас же сообщил Белинскому^*. Вскоре вышла мартовская книжка "Отечественных Записок" с знаменитым памфлетом Белинского против Шевырева. Как известно, "Педант" произвел потрясающее впечатление на литературную общественность и явился последней причиной разрыва между западниками и славянофилами. Началась ожесточенная идейная борьба. Только при учете напряженности и остроты литературно-общественных отношений, определившихся в связи с памфлетом Белинского, становятся понятными и настроения Гоголя, отраженные в письмах к П. А. Плетневу от 6 и 17 февраля 1842 г. - с обещаниями статьи "около семи печатных листов" - и от 17 марта 1842 г. к нему же. "Я силился написать для "Современника" статью, во многих отношениях современную", писал Гоголь: "мучил себя, терзал всякий день и не мог ничего написать, кроме тех беспутных страниц, которые тотчас же истребил. Но как бы то ни было, вы не скажете, что я не сдержал своего слова. Посылаю вам повесть мою "Портрет". Она была напечатана в "Арабесках", но вы этого не пугайтесь. Прочитайте ее: вы увидите, что осталась одна только канва прежней повести, что всё вышито по ней вновь". Думается, что нет никаких оснований не доверять самому Гоголю и соглашаться с Н. С. Тихонравовым, будто под "статьей около семи печатных листов" Гоголь разумел именно новую редакцию "Портрета" (Соч. 10 изд. т. II, стр. 598). - Для журнальной статьи "во многих отношениях современной" Гоголь имел серьезные причины. К этой статье, несомненно, побуждали Гоголя выступления Белинского и Шевырева. С другой стороны, исключительное обострение их борьбы по всей вероятности, и вызвало отказ Гоголя от написания этой статьи. Однако переработанная редакция "Портрета" находится в несомненной связи с неосуществленной статьей.

^* ("Неуважение к Державину возмутило мою душу чувством болезненного отвращения к Гоголю" - отвечал Белинский В. П. Боткину 31 марта 1842 г.: "ты прав: в этом кружке он как раз сделается органом "Москвитянина". (Белинский. Письма, II, СПб., 1914, стр. 291))

Место работы Гоголя над второй редакцией "Портрета" указано им самим в цитированном письме к П. А. Плетневу. Гоголь упоминал что он "в Риме переделал "Портрет" вовсе или лучше написал вновь вследствие сделанных еще в Петербурге замечаний". Со времени отъезда Гоголя за границу - 6 июня 1836 г. - до его вторичного приезда в Россию - в начале октября 1841 г. - Гоголь посещал Рим неоднократно. Впервые он побывал там весной 1837 г. Очевидно, не ранее чем к этому сроку и может относиться начало работы Гоголя над второй редакцией "Портрета"; завершение же работы и окончательная отделка повести происходили, вероятно, уже в Москве, перед отправкой рукописи в "Современник", т. е. в конце февраля - начале марта 1842 г. Н. С. Тихонравов допускал, что вторая часть "Портрета" писалась одновременно с началом 7-й главы "Мертвых душ" и с "Театральным разъездом"; Н. С. Тихонравов справедливо указывает на единство эстетических концепций, развернутых Гоголем и во второй части "Портрета", и в начале 7-й главы "Мертвых душ" первоначальной редакции, и в "Театральном разъезде". Однако, из этого еще не следует, что и работа Гоголя над всеми этими вещами проходила одновременно. Тихонравов, тем не менее, полагал, что "новая редакция "Портрета" вчерне была окончена (курсив Н. С. Тихонравова) в начале 1841 года" (Соч. Гоголя, 10 изд., т. II, стр. 597). Более убедительно другое допущение Н. С. Тихонравова, что окончательная обработка второй редакции "Портрета" происходила уже в Москве "в первые месяцы 1842 г." Надо полагать, что выяснившаяся для Гоголя невозможность написать журнальную статью побудила его обратиться к своей повести, публикация которой могла казаться ему своевременной. Вероятно, черновики и заготовки новой редакции "Портрета", сделанные еще за границей, были спешно мобилизованы в конце февраля - начале марта 1842 г. и в это время повесть была закончена и оформлена.

Из черновиков второй редакции "Портрета" до нас дошли только наброски двух мест самого конца повести [РЛ₄]^*. Эти наброски сделаны на полулисте почтовой бумаги в восьмушку с двух сторон, черными чернилами, очень убористым почерком, с большим количеством зачеркиваний. При переплете лист с набросками, вместе с другими бумагами Гоголя, оказался неверно подклеенным в общий корешок: первая страница листа сделалась последней. На первой странице листа набросан черновик наставления старого художника сыну, начиная со слов: "Но велик тот избранник, кто владеет тайной созданья"; страница оканчивается фразой: "Всегда природу изучай, но изучай и великий внутренний смысл всего, умей постигнуть тайну". На второй (оборотной) странице листа набросан черновик самого конца повести, начиная со слов: "Одно произведение, сказал он со вздохом, мучит меня поныне"; страница обрывается незаконченной фразой: "Кто-то уже успел утащить его в то время, как посетители заслушались рассказа художника, и долго еще оставались все недоуме<вая?>".

^* (Описание см. в Соч. 10 изд., т. VII, стр. 872.)

Некоторые слова обоих набросков, особенно зачеркнутые, настолько неразборчивы, что совершенно не поддаются прочтению. Оба наброска в соответствующих местах беловой рукописи ([РК₂]) были Гоголем изменены: первый значительно сокращен в сторону ослабления лиризма, второй - стилистически выправлен.

Беловая рукопись второй редакции ([РК₂]) написана очень четко, рыжеватыми чернилами, в двух тетрадях из бумаги в четвертку, с клеймом "Знаменской фабрики". Очевидно, впоследствии обе тетради были заключены в один переплет. Первая часть повести занимает листы 1-33, причем последняя страница оставлена незаполненной. Текст предшествующей страницы обрывается словами: "и вся превратилась наконец в один миг, плод налетевшей с небес на художника мысли, - миг, к которому вся жизнь человеческая есть одно только приготовление".

Конец первой части "Портрета", следовательно, оставлен недописанным; Гоголь ориентировался на текст первой редакции повести и предполагал заключение первой части "Портрета" дать по тексту "Арабесок".

Действительно, печатный текст, начиная со слов: "Невольные слезы готовы были покатиться по лицам посетителей" и до самого конца первой части совпадает с текстом первой редакции и отличается от него только исключением нескольких фраз о чудесном исчезновении портрета, да тремя дополнительными вставками. Лист 34-й в [РК₂] и содержит эти три вставки, занумерованные самим Гоголем для включения их в текст. Вставки эти, написанные черными чернилами, как и некоторые стилистические поправки в тексте, сделанные, очевидно, уже после изготовления всей рукописи, - следующие: первая вставка, состоящая из пяти фраз, начинается словами: "Досада его проникла" и кончается: "Но как беспощадно-неблагодарно было всё то, что выходило из-под его кисти"; вторая вставка, более обширная и состоящая из двух абзацев, начинается словами: "Но точно ли был у меня талант?" и кончается: "все чувства и весь состав были потрясены до дна"; наконец, третья вставка с упоминанием о Пушкинском демоне, состоящая из пяти фраз, начинается словами: "вечная желчь присутствовала на лице его" и кончается: "что она достаточна отравить потом весь день".

Вторая часть "Портрета" занимает листы 35-54, при чем последний 55 лист тетради оставлен незаполненным. Рукопись снабжена заглавием и, несмотря на большое количество зачеркнутых фраз и отдельных слов, читается она совершенно четко. Несомненно, что именно [РК₂] послужила оригиналом для переписчика, ибо, конечно, в редакцию "Современника" была послана Гоголем недошедшая до нас копия, с которой и производился набор. Что касается до поправок и зачеркиваний в [РК₂], то нужно отметить три слоя: первый слой - рыжеватыми чернилами, несколько отличающимися от чернил, которыми написана вся рукопись; второй слой - карандашные поправки и зачеркивания; и, наконец, третий слой - поправки и зачеркивания черными чернилами, теми самыми, которыми написаны три вставки в текст первой части. Все эти зачеркивания и поправки - стилистического порядка и никаких выводов для истории создания "Портрета" извлечь из них невозможно. По своему характеру эти три слоя поправок друг от друга принципиально не отличаются.

Сопоставление текста [РК₂] с текстом "Портрета" в "Современнике" позволяет заключать, что, во-первых, недошедшая до нас писарская копия повести, с которой производился набор, перед отправкой ее в Петербург была выправлена самим Гоголем; во-вторых, повесть подверглась правке редакции "Современника" (в цитированном выше письме к П. А. Плетневу от 17 марта 1842 г. Гоголь, между прочим, просил: "Если встретите погрешности в слоге, исправьте"); наконец, в-третьих, при печатании повести в тексте ее были сделаны купюры и извращения цензурного порядка.

Читая рукопись по писарской копии и нанося в ней поправки, Гоголь, разумеется, не проделывал работы по сверке этой копии с беловой рукописью. Поэтому в тексте копии остался, вероятно, какой-то процент ошибок или пропусков переписчика, которые Гоголь не заметил, но которые перешли и в печатный текст. О подобных ошибках или пропусках мы можем высказываться только предположительно, не имея возможности точно их выделить и разграничить с поправками самого Гоголя.

При жизни Гоголя вторая редакция "Портрета" была перепечатана в Сочинениях Н. В. Гоголя 1842 г., а текст повести в этом последнем издании был принят за основной в Сочинениях Н. В. Гоголя, изданных Н. П. Трушковским и вышедших в свет уже в 1855 г. Если текст второй редакции "Портрета" в изд. 1842 г. не может считаться авторитетным, поскольку правка всех текстов сочинений Гоголя в этом издании, осуществленная Прокоповичем, вызвала недовольство Гоголя, - то текст повести в изд. 1855 г. находится в несколько особом положении. "Портрет" оказался в числе тех произведений Гоголя, которые были просмотрены им самим по корректурным листам 1851 г. Однако, отделить поправки самого Гоголя от не принадлежащих ему поправок издания Трушковского, принявшего к тому же в себя и все поправки Прокоповича, - не представляется возможным.

Совокупность всех отступлений текста [Тр] от [П] свидетельствует о небольшом количестве мелких стилистических поправок, большинство которых при этом принципиально не отличается от поправок Прокоповича. Совершенно несомненно, что никакой серьезной, хотя бы и стилистической, работы над текстом "Портрета" Гоголь при просмотре повести не произвел.

Н. С. Тихонравов в текст второй редакции "Портрета" без всяких мотивировок десятками вносил поправки и по тексту [РК₂], и по тексту [П], и по тексту [Тр].

В настоящем издании за основной принят текст "Современника", в который, кроме не требующих оговорок нескольких мелких исправлений из [П], внесено тринадцать следующих поправок по тексту [РК₂]:

1. "Портрет" I: гипсовую руку ([С], [П]: готовую руку); в новом платье ([С], [П]: в одном платье); гражданский сановник (С, [П]: гражданский чиновник); изъяснялся теперь резко ([С], [П]: изъяснялся теперь редко).

2. "Портрет" II: Тут есть старухи, которые молятся; старухи, которые пьянствуют; старухи, которые и молятся и пьянствуют вместе; старухи, которые перебиваются ([С], [П]: Тут есть старухи, которые пьянствуют, старухи которые перебиваются); существо ~ необыкновенное ([С], [П]: существо ~ обыкновенное); каменное строение вроде тех, которых когда-то настроили вдоволь ([С], [П]: каменное строение вроде тех, которых когда-то построили вдоволь); орудием для всех возможных гадостей ([С], [П]: орудием для всех возможных подозрений); фамилия была в опале ([С], [П]: фамилия была в немилости); Это был художник, каких мало, одно из тех чуд, которых извергает из непочатого лона своего только одна Русь, художник-самоучка ([С], [П]: Это был художник, каких мало, художник-самоучка); Не в гостиную понесу я мои картины, их поставят в церковь. Кто поймет меня, поблагодарит, не поймет - всё-таки помолится богу. ([С], [П]: Не в гостиную понесу я мои картины. Кто поймет меня, поблагодарит); какой дать ему образ ([С], [П]: какой дать ему оборот); он убьет всех моих святых и ангелов; они побледнеют пред ним. Какая дьявольская сила! ([С], [П]: он убьет всю мою прежнюю работу).

Мы полагаем, что расхождения текста [С] с текстом [РК₂] в пяти случаях объясняются ошибками переписчика или опечатками; в семи случаях - вмешательством цензуры и в одном случае - вмешательством редакции "Современника".

IV

По времени написания, по идейным заданиям и по общему характеру "Портрет" ближе всего стоит к "Невскому проспекту". Как в "Невский проспект", так и в "Портрет" перешла часть материала из неосуществленного Гоголем замысла "Страшная рука". Как и "Невский проспект", "Портрет" - повесть о "миражном", "фантастическом" Петербурге.

В повести, несомненно, отразились идеи и образы знаменитых фрагментов Ваккенродера ("Об искусстве и художниках. Размышления отшельника, любителя изящного, изданные Л. Тиком"), переведенных на русский язык в 1826 г. и, конечно, известных Гоголю. Композиционная структура "Портрета" находится в очевидной зависимости от поэтики Гофмана. Как на пример аналогичных принципов композиции можно указать на такие вещи Гофмана, как "Der Sandmann", "Der unheimliche Gast" и пр.

Однако в "Портрете" нет "игры" планами, реальным и фантастическим, нет гофмановских масок, - обе части повести выдержаны в напряженном трагическом раккурсе.

Центральный мотив повести Гоголя - необыкновенный портрет с живыми глазами, обладающий сверхъестественной силой - стоит ближе всего к основному мотиву знаменитого романа Р. Метюрина (Матюрена) "Мельмот-скиталец", русский перевод которого (с французского) в шести частях был издан в Петербурге в 1833 г. Не только основной мотив, но и некоторые сюжетные ситуации романа Метюрина близки "Портрету" (см. об этом этюд И. А. Шляпкина в "Литературном Вестнике", т. III, кн. I, 1902 г., стр. 66-68)^*.

^* (Б. В. Томашевский указал повесть Сарразена "Фамильный портрет" ("Вестник Европы" 1817, ч. 92, март, № 6, стр. 88-89), где герой, так же как и Чартков, находит сверток золота в рамках портрета.)

Следует подчеркнуть, что роман Метюрина в литературе 30-х гг. воспринимался в кругу эстетических норм "кошмарного жанра" юной Франции. Имя английского романиста стояло в ряду имен Виктора Гюго, Жюль Жанена, Бальзака и др. представителей "неистовой" школы, к которой Гоголь относился с напряженным вниманием и с которой вел идейно-художественную борьбу. Можно предполагать, что самый образ ростовщика, как носителя дьявольского начала, был подсказан Гоголю Бальзаком. Повесть Бальзака о ростовщике, вошедшая в состав "Sсnes de la vie prive (1830), должна была быть известна Гоголю. Что касается до реальных прототипов гоголевского ростовщика, то еще Н. И. Коробка указал на свидетельство Каратыгина о ростовщике индейце, известном в 20-х годах в Петербурге (см. П. А. Каратыгин. Записки, т. I, Л., 1929, стр. 264; ср. Н. Коробка "Оригинал ростовщика в Гоголевском "Портрете" - "Литературный Вестник" 1904, т. I, стр. 20-23).

Следуя за Бальзаком в постановке социальных и эстетических проблем, используя и "Мельмота-скитальца" в направлении, вероятно, подсказанном бальзаковской "фантастикой обыденного", Гоголь оставался связанным в то же время с романтическими традициями. Если провиденциалистические и апокалиптические мотивы повести свидетельствуют о всей силе этих традиций, то, с другой стороны, в "Портрете" налицо и бальзаковская полемика (в фантастических формах) против "эгоизма", против "раздробленности" и внутренней иррациональности наступавших буржуазных отношений. Постановкой социальной проблемы, основной для "Портрета", - проблемы обогащения - Гоголь серьезно расходился с романтическими традициями Гофмана.

Идеологическая противоречивость "Портрета" констатирована была Белинским. В статье "И мое мнение об игре г. Каратыгина" Белинский упомянул повесть Гоголя в качестве примера того, как падает "талант природный", когда "хватается не за свое дело"; Белинский отметил, что "г. Гоголь вздумал написать фантастическую повесть а la Hoffmann ("Портрет"), и эта повесть решительно никуда не годится" ("Молва" 1835, № 17; ср. Соч. Белинского, II, стр. 101). Критик имел в виду, главным образом, вторую часть "Портрета", где романтические традиции выступали особенно резко. Именно вторую часть "Портрета" особенно порицал и осуждал Белинский в своей статье "О русской повести и повестях г. Гоголя", где к "Портрету" он возвращался вновь. Указав, что "Портрет" "есть неудачная попытка г. Гоголя в фантастическом роде", Белинский, тем не менее, очень сочувственно оценил первую часть повести. "Но вторая ее часть - заключал Белинский - решительно ничего не стоит, в ней совсем не видно г. Гоголя. Это явная приделка, в которой работал ум, а фантазия не принимала никакого участия" ("Телескоп" 1835, кн. 10; ср. Соч. Белинского, II, стр. 232).

Причины радикальной переработки "Портрета", которая осуществлена была Гоголем, указаны им самим: в письме к П. А. Плетневу от 17 марта 1842 г. Гоголь замечал, что "Портрет" он "переделал вовсе или лучше написал вновь, вследствие сделанных еще в Петербурге замечаний". Печатных отзывов о "Портрете" принципиального характера, которые указывали бы направление "для переделки", ни в петербургской, ни в московской прессе не было, за исключением отмеченного выше отзыва В. Г. Белинского. Весьма вероятно, что новая редакция "Портрета" и была написана под воздействием критики Белинского, а указание Гоголя на Петербург следует понимать в том смысле, что в 1835 г. Гоголь жил в Петербурге и в Петербурге познакомился со статьей Белинского, на которую, по свидетельству П. В. Анненкова, он так сочувственно реагировал. Белинский подчеркивал, что "фантастическое как-то не совсем дается г. Гоголю", а в "Портрете" порицал, главным образом, вторую часть. Действительно в новой редакции "Портрета" почти все фантастическое было устранено и особенно радикально, была переработана вторая часть.

Гоголь посылал новую редакцию "Портрета" в "Современник" как уже отмечено было выше, вместо неосуществленной большой журнальной статьи. Накануне выхода в свет "Мертвых душ" и в пору ожесточенной полемики Белинского с Шевыревым опубликование "Портрета" имело для Гоголя, конечно, особое декларативное значение. С. П. Шевырев в своей полемической статье поднимал старый спор о "словесности и торговле". "Портрет" ставил аналогичные вопросы о "вдохновении" художника и развращающей силе золота. В. Г. Белинский в статье "Русская литература в 1841 г." выступал с апологией творчества Гоголя, что было как нельзя более актуально для Гоголя накануне выхода в свет "Мертвых душ". Гоголю памятен был глубоко его потрясший прием "Ревизора" в 1836 г., обвинения в "карикатурности", "грязности" и "цинизме", аналогичные тем, которые были предъявлены "Ревизору", могли повториться и по поводу "Мертвых душ". Если "зажигателем" и "бунтовщиком" сочли Гоголя в 1836 г., то и в 1842 г. Гоголь имел все основания предвидеть то же самое. Вопрос о защите и обосновании методов собственного художественного творчества в эту пору приобретал для Гоголя совершенно исключительное значение. Новая редакция "Портрета" и заместила неосуществленную журнальную статью, так как фабульный материал "Портрета" такую замену делал возможной.

В новой редакции "Портрета", по сравнению с прежней, была изменена вся идейная концепция, а в связи с этим переработан и сюжет. Если в первой редакции эстетическая тема была подчинена социальной, - в новой редакции центр тяжести был перенесен именно на эстетическую проблематику, на самую методологию искусства. Вопросы о "презренном и ничтожном" в искусстве, о назначении художественного творчества и о необходимых качествах "художника-создателя" - таковы основные темы новой редакции "Портрета". Н. С. Тихонравов справедливо указал на связь эстетических концепций новой редакции "Портрета" с высказываниями Гоголя о сущности художественного творчества, которые были формулированы в первой редакции знаменитого начала 7-ой главы "Мертвых душ" и в "Театральном разъезде".

В новой редакции "Портрета" Гоголь отошел от прежнего мифологизма и апокалиптических образов. В эстетическом плане, в плане разработки и совершенствования собственного творческого метода, Гоголь, по сравнению с его позициями 30-х годов, прошел большой путь вместе с демократической мыслью, вместе с критикой Белинского. Но на ряду с тем новая редакция "Портрета" свидетельствует и об углублении противоречий в мировоззрении Гоголя.

Единственный критический отзыв, который мы имеем по поводу новой редакции "Портрета", принадлежит тоже Белинскому. В полемической статье "Объяснение на объяснение" 1842 г., направленной против К. Аксакова, по поводу его критики "Мертвых душ", Белинский подчеркнул, "что непосредственность творчества у Гоголя имеет свои границы и что она иногда изменяет ему, особенно там, где в нем поэт сталкивается с мыслителем, т. е. где дело преимущественно касается идей". Переходя далее к новой редакции "Портрета", Белинский писал: "Первая часть повести, за немногими исключениями, стала несравненно лучше, именно там, где дело идет об изображении действительности (одна сцена квартального, рассуждающего о картинах Чарткова, сама по себе, отдельно взятая, есть уже гениальный эскиз); но вся остальная половина повести невыносимо дурна и со стороны главной мысли, и со стороны подробностей". Детально проанализировав вторую часть "Портрета", Белинский заключал: "А мысль повести была бы прекрасна, если б поэт понял ее в современном духе: в Чарткове он хотел изобразить даровитого художника, погубившего свой талант, а следовательно и самого себя, жадностию к деньгам и обаянием мелкой известности. И выполнение этой мысли должно было быть просто, без фантастических затей, на почве ежедневной действительности: тогда Гоголь, своим талантом, создал бы нечто великое. Не нужно было бы приплетать тут и страшного портрета... не нужно было бы ни ростовщика, ни аукциона, ни многого, что поэт почел столь нужным, именно оттого, что отдалился от современного взгляда на жизньи искусство". ("Отечественные Записки" 1842, кн. II; ср. Соч. Белинского, VII, стр. 439-440).