Майская ночь или утопленица. Комментарии

I

Хранящаяся вместе с автографом "Сорочинской ярмарки" в Публичной библиотеке Союза ССР им. В. И. Ленина рукопись "Майской ночи" (музейный шифр - № 3211) состоит из двух листов и двух отдельных полулистов (вторых половинок) серой писчей бумаги (12 страниц). Нумерация, по полулистам, - не гоголевская, общая с рукописью "Сорочинской ярмарки". Бумага с водяным знаком 1829 г. Рукопись не полна: целиком исписанные Гоголем (чернилами) первые два листа содержат полностью главы I-III и часть гл. IV ("Парубки гуляют"), обрывающейся на песне Левко, на первом отдельном полулисте записан полный текст песни Левко второй содержит гл. VI ("Пробуждение"). Отсутствуют, таким образом вторая половина гл. IV и гл. V ("Утопленица"). Варианты рукописи частично были использованы Н. С. Тихонравовым; полностью рукопись опубликована, весьма, впрочем, не точно, Г. П. Георгиевским.

Трудно датировать время работы Гоголя над "Майской ночью". С уверенностью можно утверждать лишь то, что замысел повести был одним из первых в цикле повестей, составивших впоследствии "Вечера на хуторе близ Диканьки": в первом же письме к матери с просьбой о присылке этнографических и фольклорных материалов (30 апреля 1829 г.) Гоголь просит сообщить ему "несколько слов.... о русалках". Черновая рукопись повести написана на бумаге с водяными знаками "1829", однако это одно еще не дает, конечно, права приурочивать написание повести именно к 1829 году. Несколько уточнить дату помогают записи "Книги всякой всячины". Здесь, на стр. 122, приводится краткое описание игры в "ворона", а на стр. 123 - второе значительно более распространенное описание, извлеченное из письма М. И. Гоголь 2 июля 1829 г. (Шенрок неправильно датирует его 2 июня, Соч., 10 изд., VII, стр. 879; ср. "Письма", I, стр. 128), присланное в ответ на просьбу писателя сообщить ему описание хороводных игр в "хрещика" и "журавля". Если принять во внимание, что в "Майской ночи" Гоголь воспользовался именно этим кратким и неточным, набросанным по памяти, либо со слов кого-либо из петербургских украинцев, описанием игры в "ворона", заменившей другие, ранее предположенные по ходу рассказа игры, то можно с известной долей вероятия датировать работу над черновой рукописью "Майской ночи" маем - июлем 1829 г.

Текст черновой рукописи был перебелен для издания "Вечеров", повидимому, перед самой сдачей книги в типографию, то есть в конце 1830 - начале 1831 г. Сделанные при этом исправления отразились в печатном тексте "Вечеров" и отмечают окончательный этап беспрерывной авторской работы над повестью^*. Последующая авторская правка текста эпизодична, случайна и не всегда последовательна. Так, в "Опечатках", приложенных к [ВД₁] (243-244), дан ряд вариантов к "Майской ночи": "теплого ночного воздуха" вместо "теплого океана ночного воздуха" (Майская ночь, или утопленица. I); "слышал" вместо "слыхал" (Майская ночь, или утопленица. III); "притопывая ногами" вместо "притопывая на них ногами"; "прильнули" вместо "поприставали"; "сжечь" вместо "съесть" (Майская ночь, или утопленица. IV); "бог один знает" вместо "бог знает". Из этих исправлений самим Гоголем сохранено в [ВД₂] лишь одно ("слышал" вместо "слыхал"), остальные были оставлены им без внимания и потому не учитываются и нами (исправлена очевидная опечатка "сжечь" вместо "съесть").

^* (Совершенно необоснованно предположение Г. П. Георгиевского ("Памяти В. А. Жуковского и Н. В. Гоголя", III. СПб., 1909, стр. 59) о существовании еще одной какой-то посредствующей редакции между черновой рукописью и текстом [ВД₁].)

В текст "Майской ночи" в настоящем издании внесены следующие исправления против текста [ВД₂]: Майская ночь, или утопленица. IV "стал уплетать" - по [РМ₈] и [ВД₁], в [ВД₂]: "оплетать", что можно считать опечаткой, узаконенной позднейшими издателями; "Я слыхал что-то похожее еще за покойницу царицу" - по [РМ₈], в [ВД₁], [ВД₂] "царицу" отсутствует (очевидно, случайный пропуск); "я им ровень" - по [ВД₁], в [ВД₂] и [П] - "ровен", исправленное в [Тр] на "ровня"; "Они думают, что я какой-нибудь их брат" - по [П] и [Тр], в [ВД₁], и [ВД₂] "я" Гоголем пропущено, повидимому, по рассеянности; "Ты рад был случаю сжечь меня" - по "Опечаткам" к [ВД₁], в [ВД₁], [ВД₂], [П] и [Тр] - "съесть меня", что в данном контексте лишено смысла; "вылить переполоху" - по [ВД₁], в [ВД₂] случайное, несогласованное с контекстом исправление "вылечить", перешедшее в последующие издания.

II

В числе источников, использованных Гоголем при работе над "Майской ночью", с бесспорностью могут быть названы записи, полученные от сестер и матери в ответ на его просьбы (ср. письма Гоголя от 30 апреля, 22 мая, 24 июля 1829 г., 3 июня 1830 г.). В записной тетради Гоголя ("Книга всякой всячины") содержится прямое указание на этот источник: например, "из письма 2 июля" (Соч., 10 изд., VII, стр. 879-880). Та же тетрадь указывает на обращение Гоголя к книжным источникам: в ней находим выписки из "Академического Словаря русского языка" (стр. 225, 296-297; Соч., 10 изд., VII, стр. 884, 886), ссылки на Цертелева (стр. 243; Соч., 10 изд., VII, стр. 885), на Максимовича (стр. 225; Соч., 10 изд., VII, стр. 884) и другие выписки из книг; напр., на странице 183 - о зеленой неделе, когда "по народному поверью русалки... бегают по лесам и бурьянам"... (Соч., 10 изд., VII, стр. 881). В пространной выписке имеются упоминания об обычаях в окрестностях Стародуба, то есть не-местных, различные названия недели, песен и пр.; всё это - знаки книжного происхождения записи. Но явных следов использования в повести выписок из книг мы не находим. Что они делались по связи с работой над "Майской ночью" и имели какое-то значение в творческой истории, показывает их тема и, может быть, название повести: действие происходит в мае, - месяце, на который обычно падает "зеленая неделя".

Мы не знаем всего объема книжных источников Гоголя. Однако нельзя и преувеличивать количество материалов, почерпнутых Гоголем из книжных источников, круг которых был весьма невелик (См. Олександр Андрієвський, "Бібліографія літератури з українського фольклору", I. У Києві, 1930, стр. 1-32). Из материалов, содержащихся в доступных Гоголю сочинениях, затруднительно вывести все фольклорные частности и подробности его повести. Нужно предположить наличие еще какого-то источника. Видимо, это были запасы памяти писателя, подкрепляемые и пополняемые при общении с земляками на чужбине. Какой материал потребовался автору при создании "Майской ночи", легко уяснить, следя за ходом его повествования.

Начало первой главы построено на общеизвестной доныне песне, для получения которой Гоголь, конечно, не имел надобности обращаться к какому-нибудь сборнику:

Сонце низенько, вечер близенько.

В словах парубка: "если бы и повеяло холодом, я... надену шапку свою на твои беленькие ножки" нетрудно узнать переложение слов этой песни:

 Ой вийди, вийди, 
 Не бійсь морозу: 
 Я твої ніженьки 
 В шапочку вложу... 

В дальнейших главах заключается повествование, построенное на данных народной мифологии. В нем легко выделяются широко распространенные мотивы устных "преданий". Например, мотив обращения ведьмы в животное и в частности - в кошку в фольклоре очень распространен (А. Н. Афанасьев. "Поэтические воззрения славян на природу", III. М., 1869, стр. 532 и сл. даны указания на литературу; И. И. Манжура. "Сказки, пословицы и т. д., записанные в Екатеринославской и Харьковской губ.". Харьков, 1890, стр. 136; Б. Д. Гринченко. "Этнографические материалы, собранные в Черниговской и в соседней с ней губерниях". I. Чернигов, 1895, стр. 66, и мн. др.). Весьма распространен и другой мотив: поражение оборотня - поражение ведьмы (С. В. Максимов. "Нечистая, неведомая и крестная сила". СПб., 1903, стр. 135; В. Н. Добровольский. "Смоленский этнографический сборник", I. СПб., 1891, стр. 132; Б. Д. Гринченко, назв. соч., стр. 108, и мн. др.).

Рассказы об утопленицах-русалках, об их обиталище и подводных богатствах, об их внешнем облике, их нравах, их вмешательстве в людскую судьбу и пр. и пр. - имеют соответствие в народной словесности; каждый мотив, почти каждая подробность описания разработаны в русском и украинском фольклоре (ср. Д. К. Зеленин. "Очерки русской мифологии". Пгр., 1916, стр. 119-124, 128, 140, 166, 187 и др.; указана обширная литература). Даже такой, казалось бы случайный, художественный мотив, как разрешение задачи - отличить ведьму среди настоящих русалок - в разнородных вариациях известен в фольклоре (Г. И. Чудаков. "Отражение мотивов народной словесности в произведениях Н. В. Гоголя" - "Университетские Известия". Киев, 1906, № 12, стр. 16-17; указана литература).

Относительно всех или почти всех важнейших моментов повести можно сказать, что они опираются или на несомненные или, чаще, на предполагаемые источники. Чем значительнее и самостоятельнее талант художника тем труднее разглядеть материалы, вошедшие в его работу. Приписывать авторству Гоголя то, что здесь предполагается как переработка заимствованного из памятников устной поэзии, невозможно, во-первых, в виду большого числа фольклорных мотивов, имеющих прямые параллели в повести Гоголя, и, во-вторых, - поразительно близкого сходства в общем содержании и в частностях, а также в трактовке этих мотивов в произведениях устной словесности и на страницах "Майской ночи". Буквального совпадения с источником здесь не должно и ждать, а некоторые различия в вырисовке подробностей неизбежны по вполне понятным причинам. В так называемых "преданиях" (то есть произведениях сказочного типа не построившихся в определенные, отлившиеся речи), которыми пользовался Гоголь, явно преобладают черты эпоса; в них ясна тенденция к устранению индивидуальных черт "действующих лиц", "мест действия" и пр., - тенденция к "снятию всех индивидуальностей" (русалки выходят на берег реки или озера, живут они в воде, у них есть жилище и т. п.). Тенденция художника-лирика, каким заявил себя автор "Утопленницы", если не противоположна, то лежит в ином направлении: на фоне общего, почти безличного, обычно безымянного, дать конкретную обстановку и индивидуальные образы (русалки выходят греться в панский сад, главною русалкою в панском пруду сделалась сотникова дочка и т. д.).